Моя тюрчанка

Я думал, что Ширин сейчас расплачется. Это, возможно, было бы даже к лучшему: моя красавица хоть немного облегчила бы слезами боль, которую причинил моей милой разговор с Юлией Владимировной. Я бы, повинуясь порыву, прижал бы свою нежную тюрчанку к груди… Когда мы друг у друга в объятиях, обступающие нас со всех сторон проблемы не кажутся такими страшными.

Но Ширин не плакала. Ее лицо было, как у восковой куклы, если не считать трепещущих ресниц и чуть подергивающегося левого века. Потихоньку, боковым зрением, я наблюдал за как бы окаменевшей возлюбленной – и заноза все глубже вонзалась мне в сердце.

Моя милая не издавала и вздоха. На кухне воцарилась рвущая мне нервы тишина, которую нарушало только мерное тиканье часов. Мне чудилось: оно похоже на звук тихо капающей воды. Есть такая старинная китайская пытка – «Тысяча капель». Когда тебя крепко связывают, чтобы ты не мог ни дернуться, ни повернуть головы; а сверху тебе на макушку медленно, по капле в минуту, стекает обыкновенная вода. Сначала ты держишься бодрячком. Какой тебе вред от того, что волосы чуток намокнут?.. Но после тридцатой, пятидесятой или сотой капли тебе захочется волком выть или царапать стены, пока ногти не сломаются; ты будешь вопить и морщить лицо, постепенно сходя с ума.

Сейчас я как будто переживал эту китайскую пытку. Или вот есть люди, для которых невыносим шелест пенопласта. Так я был сейчас в положении такого человека – изловленного садистами и засунутого в комнату, где потолок, стены и пол сплошь обиты пенопластом. И по комнате снуют безобразные крысы, с удовольствием скребущиеся о пенопласт. Бедный, испуганный узник хоронится на единственной табуретке, поставленной в самой середине комнаты. И не знает, от чего больше приходить в ужас: от треклятых тварей с лысыми хвостами или от режущего слух шороха, раздающегося из-под крысиных коготков.

Молчание нарушила моя девочка, с удивительной рассудительностью сказавшая:

– Выпьем еще по чашке кофе и займемся делом. Поищем по интернету кадровое агентство взамен «Бригантины». Эта лисица Юлия может говорить что угодно, но я не верю, что передо мной закрыли двери все агентства. Должны быть агентства, которые не в курсе «черного списка», которым Владимировна меня пугала… По крайней мере, – приглушив голос, добавила моя милая, – на это остается надеяться.

Вроде бы, это я должен был утешать Ширин. Но выходило так, что не я любимую, а любимая меня приободрила. Как утопающий за соломинку, я ухватился за план моей девочки: искать в интернете кадровые агентства. А не слишком оптимистическую фразу «По крайней мере, на это остается надеяться» – я точно не услышал.

Не зря еще царь Соломон говорил, что двоим всегда проще, чем одному. Двое если и упадут – поднимут друг друга. Мне представилось, что мы с моей звездочкой карабкаемся по склону заснеженной, местами обледенелой, горки. Наверху – награда: спокойная, более или менее сытая жизнь без проблем с миграционной полицией. Наши руки и ноги скользят по присыпанному снегом льду – то один из нас, то мы оба съезжаем на несколько метров вниз. Но не сдаемся: сплетя пальцы – подтягиваем друг друга; на четвереньках – как животные – штурмуем неровный склон.

Моя милая взяла чашки, чтобы сделать кофе. Достала из холодильника пакет молока. Поставила кипятиться воду в электрическом чайнике. Потом зачерпнула маленькой ложкой коричневый кофейный порошок и медленно, с сосредоточенным видом, пересыпала в чашку; не забыла и про сахар. У Ширин были свои представления о том, какой должна быть идеальная чашка кофе. Комбинируя порошок, горячую воду и молоко, моя девочка старалась добиться особого цвета напитка.

Нельзя переборщить с молоком – тогда кофе получится слишком светлым, бежевым. Порошка тоже не годится добавлять лишку – иначе в чашках будет не кофе, а какое-то мутное почти черное варево. Надо поймать баланс кипятка, порошка и молока – чтобы добиться нежного, и одновременно насыщенного, темно-кремового цвета. И конечно, чтобы вся эта красота не пропала зря, надо утопить в кофе сахар – два кубика на чашку. Если сахар не положить – будет отвратительно горько. А если положить много – сладость будет приторная.

С легкой улыбкой я наблюдал за моей девочкой. И мне казалось: если моя милая так усердно возится с чашками, чайником и молоком – значит не все у нас так плохо. Мы пьем, едим – а потому способны продолжать бороться за жизнь. Мы настолько долго играем в кости со злой кривой старухой-судьбой, что нам не может, наконец, не выпасть две шестерки – счастливое число. Ведь выпутываются как-то, я верил, труженики-мигранты из проблем похлеще, чем наши. Хорошо уже, что моей тюрчанке не приходится волноваться о жилье – в то время, как другим «не гражданам» стоит больших трат времени и сил подыскать себе койко-место в пропыленной, полной запаха пота комнате, где уже ютятся полтора десятка таких же бедолаг; и за это удовольствие – за тараканов, вылезающих из-под плинтуса, за разбросанные по полу чужие носки и портки – ты еще и платишь аренду.