Моя тюрчанка

У нас с милой было решено: если не сложится с работой и продлением визы, мы сами, как заточенными ножницами, разрежем нити наших жизней. Но я таил еще трусливую, подленькую, эгоистичную надежду: может быть, мы испугаемся кончать с собой?.. Может, моя девочка согласится на роль «нелегалки»?.. Держатся ведь как-то на плаву тысячи «не граждан» с просроченными визами, а то и вовсе без документов.

Ширин не обязательно далеко и надолго отлучаться из дому, рисковать нарваться на жандармов. Да и по дороге в лесопарк, в котором нам так нравится гулять, вряд ли столкнешься с полицейским нарядом. А до супермаркета дойти – два шага; тоже можно ничего не опасаться.

Я старался заглушить голос совести, которая твердила мне, что я из собственного малодушия готов обречь любимую девушку на участь канарейки в клетке. Сколько может продлиться затворничество милой?.. Она же не монахиня в келье!.. Не сойдет ли Ширин с ума, если вся жизнь моей девочки будет протекать между квартирой и супермаркетом, с редкими вылазками в лесопарк?.. Каково в восемнадцать лет засесть за запертой дверью и лишь изредка, тревожно озираясь, показываться на улице?.. Ты думаешь, в сорок или пятьдесят лет Ширин так же будет торчать в добровольном плену?.. Парень, опомнись!.. Не станешь ли ты похож на маньяка, который держит свою жертву в подвале на цепи?.. Ну а если у вас родится ребенок?.. В государственных органах, при регистрации рождения, сразу встанет вопрос: а кто и где мать младенчика?.. Ты что – гордый отец-одиночка, размножающийся, как гидра, делением?..

Я ничего не мог возразить моей бескомпромиссной совести. Невозможно запереть юную красавицу в бетонном ящике, лишь чуть более просторном, чем саркофаг. Во мне бараном блеет трус: покончить с собою вместе Ширин мне может не хватить пороху – и поэтому я задумал превратить жизнь любимой девушки в ад. Пусть, мол, пока я делаю какие-либо делишки вне дома (о, мне-то нечего бояться полицаев!), Ширин, покорная судьбе, ждет меня в квартире, отвлекаясь от нерадостных мыслей просмотром сериала для домохозяек или, по-старушечьи, вязанием шерстяного носка.

Ох, приятель, ты реально сбрендил.

Девушка, это тебе не кошка и не собачка. Не птичка, мелодично посвистывающая на жердочке в своей клетке. А – неожиданно, да? – живой человек, не меньше (а больше) тебя нуждающийся в поддержке и заботе. Если любишь свою милую, ты должен не только заниматься с ней сексом, но и печься о том, чтоб у нее все было хорошо.

И даже когда окажется, что любимой легче умереть, чем жить – ты не имеешь права обделаться. Смело, за ручку с возлюбленной, нырни в черную хищную бездну небытия. А если ты конечный жалкий трус и слабак – не способный преодолеть страх смерти – помоги хотя бы тем, что не мешай своей храброй девушке свести счеты с жизнью. Вот только как дальше один ты будешь влачить позорное существование ничтожного слизняка и подлого предателя?.. До гроба, в который ты ляжешь сморщенным лысым беззубым стариком, ты не прекратишь горько раскаиваться в том, что не смог бежать со своей девушкой до финиша. Отпустил руку любимой – рухнул на колени на полдороге, тяжело дыша. Тебя изгложет мысль, что ты оказался недостоин Ширин. Что ты просто-напросто из страха продал свою любовь…

Голова моя пухла и чуть ли не взрывалась от наплывающих друг на друга мыслей, сомнений, надежд; образов разной степени мрачности. То я видел радужные картины счастья: как мы весело переговариваемся за столиком в полном иллюминаций ресторанчике – где с шашлыком и апельсиновым соком отмечаем первую зарплату моей милой. Или как Ширин нежно баюкает нашу крохотную дочурку, которая уже закрыла глазки и тихонько посапывает, будто тигренок. Но следом черными тучами окутывали мой мозг другие – зловещие – видения. Воображение рисовало мне труп Ширин: лицо моей девочки покрыла холодная белизна, тусклые глаза – остекленели. Либо я видел милую живой, но плачущей и безуспешно рвущейся ко мне; любимую грубо волокут толстые, похожие на гоблинов, безобразные жандармы; на запястьях Ширин защелкнуты наручники.

Я тряс головой, отгоняя дурные мысли и предчувствия. И изо всех сил цеплялся за надежду, что уж сегодня-то моя красавица вернется с собеседования с победой. Бросится мне на шею, радостно восклицая: «Дорогой, дорогой!.. Меня приняли на работу!.. И завтра отправят в миграционную полицию документы на продление мне визы!..». Тут в пору мчаться в магазин – за тортом «Змеиное молоко», мандаринами и виноградом. А пока что, в ожидании возлюбленной, я стряпал нехитрый обед.

Я говорил: кулинар я посредственный. Гречка, рис, макароны, жареная картошка – таков был почти полный список солдатских кушаний, на которые хватало моих умений. Не знаю, как так всегда получалось, но моя девочка приезжала раньше, чем состряпанный мною простецкий обед успевал остыть.

– Ну как там… интервью?.. – отваживался поинтересоваться я.