Моя тюрчанка

В спальне висела сероватая полумгла. Ширин, в длинной белой футболке, под которой не было бюстгальтера, и в трусиках, сидела на краю кровати. Голова моей девочки была опущена. Любимая, казалось, с любопытством прильнувшего к микроскопу ученого разглядывала белизну простыни.

– Привет… – тихо сказала милая, увидев, что я проснулся.

– Привет, – отозвался я, тоже садясь на постели.

– Чем займемся сегодня? – спросила Ширин, подняв на меня свои агатовые оленьи глаза.

Вопрос меня озадачил. Я-то, дурак, считал, что моя девочка, как всегда, будет просеивать интернет-вакансии, звонить потенциальным работодателям и в кадровые агентства; а я покормлю любимую завтраком – яичницей и все теми же бутербродами – и притаюсь на кухне с книгой персидских сказок.

– А как же… это… э-э… – попытался я спросить, но запнулся.

– Ты давно смотрел календарь? – все так же тихо и ровно поинтересовалась милая. – Сегодня десятое февраля.

– Да… Но… – еле выдавил я. Язык отказывался поворачиваться, как свинцовый. – Ты не будешь искать работу?..

Ширин грустно улыбнулась:

– Работу?.. А я ее не нашла. Пора поставить жирную точку. Я искала официальную работу полгода, с того дня, как въехала в Расею. Не сосчитать, сколько телефонных номеров я прозвонила, и на скольких собеседованиях была. Все потенциальные работодатели оказывались либо жуликами, либо расистами. Через четыре дня срок действия моей визы истечет. Ты правда думаешь, что за четыре дня я найду работу, которую не нашла за шесть месяцев?..

– И… теперь?.. – нервно сглотнув, спросил я.

– Теперь?.. – моя девочка стрельнула в меня глазами, как прирожденная кокетка. – До четырнадцатого февраля еще четыре дня. Немного, да. Но я хотела бы провести эти четыре дня без слез, без грызущей тоски, без забот и тревог. Я хочу петь и плясать от радости, наслаждаться каждой оставшейся мне секундой и разделить блаженство с тобой. Так что, это ты, дорогой решай: как ты будешь веселить свою даму?..

Моя милая лукаво улыбнулась.

Над моей головой точно блеснула молния, от которой прошла трещина по небесам. Я снова прилег на постель, думая, что так скорее уйму дрожь, электрическим разрядом пробегающую по моему телу.

О боги, боги!.. Ширин признала очевидное: работа не найдется, виза не будет продлена. До роковой даты четырнадцатое февраля – всего несколько дней. Но моя девочка не трепещет при мысли о запланированном нами суициде. На зависть эпикурейцам, милая хочет напоследок вкусить сладких плодов этой короткой жизни. Смерть, как будто, вовсе не пугает Ширин.

А я?.. Сказать, что я сухой хворостинкой был брошен в жаркий костер ужаса – значит ничего не сказать. Весь мир для меня скукожился до размеров будто бы надетого мне на голову мешка из буйволовой кожи, в котором я задыхался, как рыбешка на раскаленном песке. Казалось: жирный жестокий судья, стукнув три раза молотком по столу, огласил вердикт: «Виновны!» – и дюжие стражники уже волокут нас за руки и за ноги к эшафоту, возле которого, с блестящим наточенным топором на плече, лениво прогуливается палач в красной маске-чулке.

Мне хотелось прижать кулаки к вискам и малодушно кричать, будто мой кошачий вопль уловит Вселенная: «Нет!.. Нет!.. Я не хочу, чтобы мы умирали. Мы ведь только-только начали жить, как первые пробившиеся сквозь рыхлый снег весенние цветы. Почему цветы должен растоптать чей-то грубый ботинок?..».

Пока моя девочка с бешеным усердием искала работу – вылавливала из интернета, как из мутного озера, подходящие вакансии, звонила по объявлениям, ездила на интервью – я мог надеяться, что все, в конце концов, образуется. Вожделенное трудоустройство таки упадет в руки Ширин, моей милой продлят визу, мы заживем спокойно.

Но сегодня все наши скромные мечты с хрустом сломались, как высохшая ветка. Моя девочка не нашла работу. А через четыре дня, если не отступать от нашего плана, мы должны добровольно, без слез и стонов, покинуть этот полный страданий подлунный мир, в котором оба были точь-в-точь незваные гости.

Так что делать?.. А ничего!.. Не надо даже лишний раз напрягать извилины. Я просто последую за моей нежной, прекрасной Ширин. Как согласился я следовать за ней, когда она впервые высказала идею самоубийства. В какую бы панику не ввергала меня одна только мысль о смерти, я понимал: жизнь без любимой будет в мириады раз хуже пустоты небытия. Я провел рядом с моей красавицей всего-то пять месяцев – но возлюбленная успела стать для меня точно деревцем, которое я оплетаю гибкой лозой. Если деревце вырвать с корнем, лоза тоже зачахнет. Милая сказала: «Хочу провести последние четыре дня без тревог и забот» – значит, так тому и быть. Я устрою для моей родной султанские выходные. Даже приговоренному к виселице дают перед казнью стакан рома или кубинскую сигару. А мы, прежде чем умереть, покатаемся на карусели, поедим в японском ресторане, полюбуемся животными в зоопарке.