И еще одна трусливая мыслишка проползла слизнем мне в мозг. Что если эти четыре дня будут насыщены такой упоительной радостью, что Ширин раздумает себя убивать?.. Не захочет расставаться с небом – хоть солнечным, хоть серо-облачным?.. С деревьями, присыпанными снежным порошком, которые в апреле должны покрыться зелеными листочками?.. Наконец, со мной – преданным, как раб, любовником?.. О, пусть, пусть моя девочка решит, что лучше быть нелегалкой – вечно прячущейся от всего мира, но живой – чем даже не успевшим полностью раскрыть бутон цветком, увядшим и втоптанным во прах!.. В моей квартире Ширин надежно укроется от колючих глаз жандармерии. А там, глядишь, президент объявит миграционную амнистию. И моя милая, в числе сотен тысяч «нелегалов», получит второй шанс устроиться на официальную работу и продлить визу.
Распластанный на постели поверх мятого одеяла, я шумно вздохнул. Мысли наплывали одна на другую.
Моя девочка – в трусиках и футболке, с распущенными волосами – по-прежнему сидела на краю постели. Сказала задумчиво:
– Ты знаешь, дорогой… Ведь эта лисица Юлия Владимировна не бросила слов на ветер. Заявила, что добавила мои данные в черный список. И что ты думаешь?.. Ни одно кадровое агентство для мигрантов не захотело иметь со мной дела. Стоило мне назвать мои фамилию и имя, меня (как бы это выразить не грубо?..) отправляли в далекую пешую прогулку. Вот так… Менеджеры кадровых агентств не разводят с приезжими рабочими китайских церемоний. На одного бедолагу, добавленного в игнор-лист, моментально найдется сотня таких же парий, которые готовы уцепиться за самую тяжкую и плохо оплачиваемую работу. Хоть собирателя порожних пивных бутылок и сигаретных окурков на площадке перед входом в гипермаркет, хоть мойщика туалетов…
В тихих словах Ширин не было ни намека на грусть или сожаление. Милая точно не свой опыт анализировала, а отвлеченно рассуждала – как очкастый социолог, уткнувшийся в сухие столбцы цифр. Казалось: она, как сказали бы психологи, «отпустила» всю свою боль, всю ярость против обводивших нас вокруг пальца мошенников, все огорчения и обиды. Не без холодной дрожи я подумал о том, что таким умиротворенным, на зависть Будде Шакьямуни, человек становится перед самой смертью. Видимо, моя девочка всеми фибрами души настроилась на то, чтобы умереть. У меня отчаянно ныло сердце, в которое будто всадили ржавую иглу.
– О, я решила, что мы сделаем!.. – оживилась Ширин. – Ты сходишь в магазин. Принесешь продуктов – а я тогда приготовлю тебе шикарный завтрак. Ты, наверное, замучился утром, днем и под вечер возиться со стряпней. Я, конечно, не делю домашние хлопоты на мужские и женские – но, думаю, парня нельзя надолго загонять на кухню. Так что обед и ужин – тоже с меня. Ну а сейчас – пока мы на кровати…
Моя девочка томно посмотрела на меня, чуть приоткрыв нежные лепестки губ. Ее агатовые глаза заблестели. Без деланого стеснения, она стянула с себя футболку и трусики и села на мои горячие бедра.
Последнее время – пока Ширин интенсивно искала работу – мы, конечно, занимались любовью, но как-то скомканно, впопыхах, кое-как. Это было как проглотить кроъотный ролл: вроде бы и неплохо, да на один зубок – почти не уловишь вкус. И вот любимая вознаградила меня за долгие дни «поста»: подала целое блюдо роллов, да еще мисочку с соевым соусом и плоскую тарелочку с васаби. Я чувствовал себя счастливым шмелем, купающимся в нектаре в раскрытой чашечке благоуханного цветка.
Моя девочка и сама все сильнее распалялась. Как от опьянения, у нее закатывались глаза. Между створками рубиновых губ показался кончик языка. Наконец, тряхнув густыми длинными волосами, моя милая застонала особенно протяжно и громко. И, изможденная, повалилась на постель рядом со мной. Долго лежала лицом вниз, шумно дыша. Черные локоны Ширин красиво разметались по белой подушке. Расслабленный, довольный, я тоже почти не шевелился, еще не отошедший от нашей огненной любовной битвы.
Моя звездочка подняла голову и тихонько рассмеялась своим заливистым родниковым смехом, который размягчил бы и железное сердце. На щеках Ширин играл нежный румянец, а в глазах танцевали веселые чертики. За окном было уже светло.
– Ну а теперь к делу, – в шутку важничая, сказала милая. Она подошла к тумбочке, взяла блокнот и ручку. – Иди-ка умой лицо и почисти зубы, а я пока набросаю список покупок, с которым отправлю тебя в супермаркет.
Вернувшись из ванной после гигиенических процедур, я получил от Ширин вырванный из блокнота, весь исписанный ровным почерком моей девочки, листок. Пробежал глазами: хлеб, яйца, копченая колбаса, торт «Змеиное молоко», апельсины, куриные ножки… Продукты в обширном перечне предназначались явно не только для приготовления завтрака. Но я не стал задавать милой вопросов. Просто влез в майку, в кофту, в подштанники и джинсы, и переместился в прихожую, где надел куртку и шапку, обул свои зимние ботинки.
– Скоро буду!.. – сказал я громко, чтобы Ширин было слышно в спальне. И вышел из квартиры.