Скелет колосса-вегетарианца занимал середину зала. Вокруг – как бы застывшим хороводом – расположились другие, не такие огромные, свидетели отдаленных веков истории Земли. Здесь были полные скелеты какого-то шестиметрового крокодила, тарбозавра, пещерного медведя, мамонта, хищной нелетающей птицы фороракуса высотой в два с половиной метра. Рядом с отгороженной стеклом сохранившейся в вечной мерзлоте тушей шерстистого носорога стояла статуя, воспроизводящая косматого, губастого, с надбровными дугами вооруженного дубиной неандертальца. Казалось: каждая геологическая эпоха прислала в «хоровод» своего представителя, чтобы вернее поразить наше воображение.
В молчании, держась за руки, мы обошли зал, посмотрев и совсем маленькие экспонаты. Такие, как акульи зубы, камень с отпечатком морского дна силурийского периода, отдельные черепа и кости различных животных, каменные орудия первобытного человека.
Высоченные стены зала были сплошь расписаны картинами в цвете. Эти картины с потрясающим реализмом иллюстрировали палеонтологическую летопись планеты. Вот океанские глубины с трилобитами, медузами и целыми садами кораллов. На следующей картине – тоже океан, но уже с рыбами: страшный динихтис охотится на какую-то мелюзгу. Дальше – болотистые джунгли со здоровенными амфибиями, родичами наших современных тритонов и лягушек. За земноводными – греющиеся на камнях, под ярким солнцем, примитивные ящеры эдафозавры со спинными гребнями. Почти полстены занимали величественные динозавры, да парящие над скалами бесчисленные птеродактили… А за рептилиями, как в калейдоскопе, пернатые; первые млекопитающие не крупнее землеройки; а там и китообразные внушительных габаритов. Тапиры, небольшие лошадки гиппарионы, высматривающий добычу свирепый махайрод; носороги и прочие «рогачи». Так – вплоть до бредущих по снежной белой пустыне бурых мамонтов и до первобытных людей, поджаривающих над красным костром убитую антилопу.
Картины – вкупе с экспонатами – поражали, ошеломляли, завораживали. Художник не поленился прорисовать каждую деталь в занявшей четыре стены панораме древней жизни. Затаив дыхание, я до боли в глазах вглядывался в картины, воскресившие далекое прошлое. Казалось: все эти амфибии, динозавры, носороги, мастодонты придут в движение, замычат или заревут. Эволюция разворачивалась прямо под нашими с Ширин изумленными взглядами.
Моя девочка должна была бы быть в восторге. Но я вдруг уловил, что милая давно не роняет и слова. Не звучит бубенчиком ее смех, она не восхищается вслух музейными сокровищами. Притом, что для седьмого зала работники палеонтологического музея подобрали, похоже, все самое лучшее, что было в запасниках. Зал был как бы «музеем в музее».
Посмотрев на Ширин, я увидел: на лицо ее будто набежала тень; губы любимой были плотно сжаты, красивые брови – чуть нахмурены, опущенные глаза – как бы потухли.
– Милая, что с тобой?.. – с тревогой спросил я, опуская руку на плечо моей девочки.
Моя красавица подняла на меня невеселый взгляд:
– Нет… Ничего… Я только…
Выпрямившись – Ширин поправила волосы и – видимо, собравшись с мыслями – слабым голосом сказала:
– Я просто подумала о том, что мы на настоящем кладбище обитателей Земли. Перед нами окаменелые кости и черепа сотен существ, когда-либо бродивших по суше, рассекавших моря или паривших в атмосфере нашей планеты. Некоторые из этих… созданий… жили, когда очертания материков были другие. Климат, ландшафты – все было не как сейчас. И нет ни одного человека, который видел бы тех амфибий, рептилий, птиц, зверей своими глазами – потому что нас отделяет от этих животных какое-то невообразимое количество миллионов лет. А история человеческого общества, по масштабам эволюции, есть лишь миг; век же отдельного хомо сапиенса – вообще ничтожная доля секунды… А если еще подумать: история самой Земли – не миллионы, а миллиарды лет назад образовавшейся из облаков раскаленного газа – в разы длиннее истории жизни на планете. Развитие живой природы от одноклеточного до человека – лишь яркая недолгая вспышка на фоне того безумного числа веков, в течение которых наш земной шарик вращается вокруг солнца… Но я больше скажу: какой бы долгой не казалась нам история Земли, а в триллионы раз длиннее астрономическая эпоха, в которую не было ни Млечного пути, ни солнца, ни Юпитера, ни тем паче нашей сине-зеленой планетки. Нашему появлению на белом свете предшествует вечность. Вечность, вечность существует материя (которая, суть, комбинация атомов и пустоты), постоянно принимая новые формы. Бесчисленные – да, бесчисленные, и это не метафора!.. – миры возникли из космического хаоса, прошли свой насчитывающий миллиарды лет жизненный цикл и рассыпались обратно на микроскопические частицы, прах и пыль, прежде чем мы родились. Целую вечность нас не существовало. Мне не по себе, когда я размышляю о таких вещах – понимаешь?.. У меня ощущение, что все эти миллионы и миллиарды лет наваливаются на меня килотоннами груза…