Я настолько погрузился в мысли о суде, что, когда «вынырнул» – полминуты смотрел вокруг расширенными от удивления глазами, плохо соображая, где мы и что мы. Любимая положила свою дрожащую руку на мою грудь, чем помогла мне прийти в себя. Я снова увидел: мы в кафе эконом-класса, сидим над опорожненными бело-синими картонными стаканчиками из-под кофе и горочкой смятых салфеток. По проходам между столиками снуют люди с подносами на руках, безуспешно ища, куда бы приземлить пятую точку. Снова услышал: из динамиков струится музыка; голоса посетителей ресторанчика сливаются в монотонный гул.
Я вспомнил: полчаса назад мы с милой были в «Нострадамусе». Моя девочка не провалила интервью, но работать в жульнической фирме, которая предлагает клиентам узнать судьбу по внутренностям животных (хорошо, что не людей!), не будет. Потому что не променяла совесть в детском саду на жвачку. Сегодня нам предстоит еще одно собеседование. И при этой мысли у меня размягчились мускулы. Не хотелось проходить новое испытание. Бросить кости – и с трепетом ждать, как они лягут. Словить очередную неудачу. Что если в «Сочной клубничке» заправляют такие же мошенники, как в «Нострадамусе»? Скажем: продают распечатанные на 3Д-принтере ягоды под видом экологически чистых?.. (Отсюда-то и название: «Сочная клубничка»). Или фирма честная, но Ширин не пройдет отбор?.. Мол, моя милая слишком скромная и зажатая – а на место секретарши требуется девчонка бойкая и вертлявая.
Нет. Нет. Нет. Хотелось приклеиться к стулу и никуда не ходить. Чем трястись в метро, заранее переживая за то, как моя нежная красавица выдержит интервью, лучше еще час торчать в кафешке под плавную классическую музыку и под похожий на рокот прибоя шум толпы. У моей милой были, видимо, такие же настроения. Потому что – хотя сосиски в тесте, золотистый картофель «по-деревенски» и наггетсы уже переваривались в наших желудках – моя любимая не торопила нас в дорогу. В агатовых глазах Ширин были задумчивость и глубокая грусть.
– Скушаем еще чего-нибудь?.. – несмело предложил я.
– Ну, возьми десерт на свой вкус, – кивнула моя звездочка.
Я принес нам пончиков с кремовой и с шоколадной начинкой, а вместо кофе – какао с молоком. Мы снова принялись за неспешную трапезу, понемножку откусывая от посыпанных ванильной пудрой пончиков и маленькими глоточками попивая теплое светло-коричневое какао. Наверное, с такой черепашьей медлительностью закусывают в солнечных южных странах после сиесты. Если не глядеть в окно, легко можно было бы забыть, что за пределами кафешки нас ждут снег и слякоть, мутно-серое небо, а еще тревоги и испытания.
Говорить по-прежнему не хотелось. Мы оба отчетливо понимали, в каком мы переплете. Не было сил жаловаться друг другу и плакать. Когда мы тянулись за очередным горячим пончиком, наши руки встречались. Этого было достаточно для выражения поддержки. Мы оба помнили: мы в одной лодке. Днище продырявлено – Ширин и я энергично вычерпываем воду.
Любимая решила: если работа не найдется, и виза не будет продлена – мы отравимся таблетками. Какой-нибудь обыватель с круглым арбузным брюшком назвал бы это кривлянием, напоминающим на удар по полому барабану – «подростковым» максимализмом, ненормальным желанием хотя бы ценой собственной гибели привлечь к себе внимание респектабельной публики. Но обыватель, в детстве сидевший под крылышком у папеньки с маменькой, а во взрослом возрасте стригущий приличные деньги за протирание атласных брюк со стрелочками в комфортабельном офисе, никогда не примерял нашу шкуру.
А я ясно осознавал: нет ничего более логичного, чем замысел моей девочки, который «подготовлен» всей нашей полной мук и разочарований жизнью. Мы задумали умереть не потому, что возмечтали разыграть сценку из античной трагедии. А потому, что у нас не выбора. Как у белой лабораторной крысы есть только один путь, чтобы вырваться из запутанного лабиринта, куда животинку засунули любопытные ученые.
В самом деле: что нам остается, если виза не будет продлена?.. Моя девочка автоматически превратится в «нелегалку», «преступницу», «нарушительницу миграционного режима». И с этого момента спокойно жить в Расее моей милой не дадут. Даже выходя за хлебом в ближайший магазин, Ширин будет настороженно оглядываться: не попадет ли в поле зрения полицейский патруль или отдельно взятый человек в форме?.. Если жандармам вздумается проверить документы у по-заячьи озирающейся «азиатки», исход будет один: мою девочку поместят в спецприемник, а оттуда депортируют на родину.