К любованию собой.
Дом давно уже проснулся:
Вижу, мальчик двор подмёл.
А потом мне улыбнулся,
И на мельницу пошёл.
На него теперь всё чаще,
Обращать я начал взор:
Вроде, знал его я раньше,
Но не вспомню до сих пор.
Я его как будто видел -
Ныла вся душа моя:
То, наверно, папа, ты был,
Или, может, это я?
Сказки эти мифом стали,
Из киргизского бытья.
И семейство снова ждали
Неизвестные края.
А началось всё с ареста:
В дом нагрянули с утра
Пять конвойных, трое местных
С комитета «Беднота».
Возглавлял конвой столичный
Гэпэушник молодой.
Был портрет его обычный -
В кожанке и с кобурой.
За очками, близоруко,
Щурил он глаза свои.
На плече висела сумка
С приговором для семьи.
Шёл июль, учёба в школе
Не велась до сентября,
Потому, опять вся в сборе
Была дедова семья.
Кроме Ксени и Алёши…
Он построил всех в рядок,
И достал из сумки с кожи,
Серый,сложенный листок.
Зачитал Постановленье,
Что в такие-то срока,
Подлежали выселенью,
Как семейство кулака.
Что семья вся под арестом
Будет с часу, дня сего,
До прибытия на место.
С конфискацией всего.
Дозволялось взять постели,
Зимнее – с собой везти,
И харчей на две недели,
Чтоб не померли в пути.
Объявил он, что в дорогу
Выезд в пять часов, с двора,
В час, когда спадёт немного
Полудённая жара.
Сборы эти проходили
Под надзором с «Бедноты»:
Они нехотя следили,
Всё топтались у плиты.
И понятно, их смущали
Поручения сии,
Потому как состояли
«На подкормке» у семьи.
Был тут и Кульчар, тот самый,
Но исчез от всех, тайком.
И перед отъездом самым,
Появился он с мешком.
За ним женщина бежала,
С плоским, спекшимся лицом,
В руках торбочку держала,
И курдюк из кумысом.
На возу уже сидела
Детвора, кто слаб и мал,
И Татьяна к ним подсела
Фросю на руки забрав.
Впереди подвода с скарбом,
В ней сидел киргиз Марат.
Дрожки деда были рядом -
Гэпэушный конфискат.
Сам Артём из сыновьями,
Загрузивши груз подвод,
С отрешёнными глазами,
Молча, ждали у ворот.
К ним Кульчар свернул, не глядя.
Но дорогу перекрыл,
На ходу винтовку ладя,
Гэпэушный конвоир.
К ним начальника позвали.
Снял Кульчар мешок свой с плеч:
– «От аула мы собрали
На дорогу детям есть!»
Тот сказал, недоумённо,
Чтоб Кульчар мешок раскрыл:
В нём барашек, разделённый,
И уже просолен был.
Раздраженье шкалить стало.
На киргизке взгляд повис, -
Она сыр в ответ достала,
Показала и кумыс.
– «Не пойму я вас, киргизов-
Враг он классовый вам стал!
Я от вас таких сюрпризов,
Просто-напросто не ждал.
Непонятного тут много:
Он же кровь сосал из вас.
Вы его же как родного
Провожаете сейчас.
Будь по вам, кормите вора,
Видно, он нагнал в вас страх,:
Ничего, поймёте скоро,
Кто вам друг, а кто вам враг.»
– «Говоришь ты про какие
Страхи, что нас взяли в плен?
Были б все враги такие,
Как Артём наш, «тегермен»¹.
И Кульчар взвалил барана,
И к подводе поспешил.
Киргизуха же Татьяне
Понесла кумыс и сыр.
Всё сложив, поцеловала
Руки ей, глаза свела,
На своём запричитала,
И от воза отошла.
____________
¹Тегермен (кирг.)-мельник
Подошёл Артём к подводе,
Где Кульчар стоял с мешком:
– «Не держи зла на народе,
Здесь киргизы не причём.
Не побрезгуй от нас дара
Взять, как дружбы нашей знак.»
И Артём обнял Кульчара, -
Всё, наверно, было так.
Эти речи пробудили
На душе Артёма свет.
И вопросы породили,
И не знал на них ответ.
И с тех пор стыдиться начал
Он себя, перед детьми.
Но не видел, как иначе
Строить жизнь своей семьи.
Свой ответ, ты, папа, позже,
Дал, по поводу тех мер:
«Без них сделать невозможно
Из России – СССР.
Никогда НЭП не построит
«Божье царство» на Земле.
А добро нередко ходит,
Восседаемо на зле».
Всем аулом провожали
Семью деда из двора.
За возами побежала
Голопопа детвора.
Видно, солнце у Кульчара
Слёзы вызвало в глазах:
Он стоял, дрожа плечами,
В сшитых дедом, сапогах.
Но закончу по Кунту я:
Смысл и цель – социализм:
Страна начала вживую
Проводить коллективизм.
Вскоре здесь колхоз создали:
Стал конторой деда дом.
Также на баланс забрали
Мельницу и водоём.
Но весною не спустили
Воды «лишней» из пруда:
Затвор в дамбе не открыли -
И снесла её вода.
Своей мощностью сорвала
С вала мельницы, крыло.
И опять проблема встала -
Где молоть теперь зерно?
Что-то схоже учинили
С Джеламышевским узлом.
Его также загубили
По незнанию своём.
Лишь в Нораде сохранили
В строю мельницу былом,
Потому что возвратили,
Туда Ксению с Петром.
Им тогда ведь дали шансы
Искупления вины.
Теперь мелют не за «гарнцы»,
А как все – за трудодни.
В Фрунзе были к ночи близко,
И на станции Пишпек,
Передал конвой, по списку,
Всех их, девять человек.
Здесь народу много было:
От вокзала до путей
Всю платформу запрудило
Сотни, свезенных людей.
Кое-где костры горели,
Смачный запах дразнил нос.
Молча люди вкруг сидели,
И в глазах стоял вопрос.
О Сибири говорили,
Что везут их пилить лес.
В основном, киргизы были
Раскулаченные здесь.
У платформы разгрузились.
Дед пошёл искать места:
Узнав деда – расступились,
Дав площадку у костра.
На поклоны их – поклоном,
И вопрос, что всех гнобил,
Дед ответил бодрым тоном,-
Что не дальше, чем Сибирь.
Подошёл на шум Алёша,
И узнал свою родню,-
Привезли сюда их тоже,
Но ещё по полудню.
Только не было здесь Ксени-
Мы-то знаем всё вперёд:
А семья про те сплетеньи,
Лишь узнает через год.
Подтащили свои вещи,
Стали есть разогревать.
Снова были они вместе,
Но не знали, что сказать.