Наступил вечер, Дениз и Ромелия стали собираться домой. Но Даниэла не могла и думать о возвращении в гостиницу, где были ее вещи. Отклонила она и предложение Ромелии поселиться у них, – ее место в этой палате рядом с дочерью и внуком. Даниэла прижала к себе кроху... Как любила она детей, как тяжело ей было пережить потерю собственного сына, и, хотя прошли уже годы, она часто в минуты одиночества вспоминала тот день. Тысячи раз входила под руку с Хуаном Антонио, полная надежд на прекрасное будущее своего мальчика.
И вдруг эти страшные слова: "Ваш сын умер... нынешней ночью... Так бывает... Случается..." Но почему, почему это случилось именно с нею и ее ребенком?..
Уже лежа в кровати подле спящей Моники, она вспоминала об автомобильной катастрофе, представила лицо, сидящего за рулем убийцы... его лысую голову, неправильной формы череп и маленькие узенькие щелочки глаз, бесстрастно наблюдавших смятение и ужас кричавшей во всю силу своих легких Даниэлы...
Но проснулась она от другого сна: бесшумно отворяется дверь и в палату входит мужчина. Даниэла в испуге узнает в нем Альберто. Он быстро подходит к Монике и выхватывает у нее ребенка.
Даниэла закричала и проснулась от этого крика. Она села на кровати и посмотрела на дочь: та улыбалась во сне...
Утром Моника долго решалась, прежде чем заговорить с Даниэлой об отце, и наконец, смущаясь, спросила:
– Ты сможешь когда-нибудь простить папу?
Даниэла не могла ответить коротко, за этим – "простить папу" стояла ее жизнь, ее вера, ее достоинство. То, что он сделал – ужасно...
– Но ведь ты простила меня, – голос Моники звенел от волнения, – а я вела себя ничем не лучше его.
Как объяснить дочери, что Хуан Антонио унизил ее женское достоинство.
Она верила, что чувство, связавшее их, живо. Не привычка, не удобство, а именно чувство, страсть, желание... Уйдя к Летисии, он бесповоротно потерял ее, Даниэлу. Всего и не расскажешь. Она только сказала:
– Перед отъездом он приходил ко мне. Хотел тоже ехать к тебе. Но мне, поверь, спокойнее одной. Так что ты сможешь поговорить с ним дома.
После отъезда Даниэлы в Монтеррей, Хуан Антонио вконец затосковал, остро почувствовав свое одиночество.
Чем больше отдалялась от него Даниэла, подчеркивая каждый раз их отчуждение, тем явственнее ощущал он невозможность жизни с какой-либо другой женщиной. Летисии он запретил искать встреч с ним под любым предлогом.
Последней каплей стала ее фраза: "Ты никудышный отец, даже Монику бросил на произвол судьбы". Теперь он и деньги переводил по почте.
Он очень надеялся, что поездка в Монтеррей изменит его жизнь, – Моника и внук помирят их, но Даниэла просила доверить Монику ей...
После работы он зашел к сестре и рассказал ей об отъезде Даниэлы.
– Даниэла правильно сделала, что полетела в Монтеррей одна, – поддержала золовку Сония. – Она сейчас нужнее Монике, чем ты.
– Я ее отец и вдруг – посторонний, – недоумевал Хуан Антонио. – Мне грустно и очень одиноко, Сония. Я самый глупый мужчина на всем белом свете.
Сония повторила вслух его мысли:
– Я надеюсь, что сын Моники поможет своим бабушке и дедушке соединиться, наконец.
– Да, да, – ухватился за эту мысль Хуан Антонио. – А давно ли, ты помнишь, – его глаза увлажнились, – помнишь, Сония, совсем недавно и мы с тобою были детьми, играли вот в этом саду... А сегодня мы уже сами дедушки... и бабушки.
Видя, что ее братец совсем загрустил, Сония, предложив ему кофе, заговорила о другом. Последнее время она очень сблизилась с матерью Мануэля, Долорес, и та со свойственной ей энергией и жизнелюбием, решила вывести Сонию из транса, связанного с уходом Рамона.
– Когда я встречаюсь с Лолитой, мне всегда так хорошо. Она дарит мне желание жить и радоваться жизни. Я забываю все свои проблемы...
Хуан Антонио мрачно пошутил:
– Главная твоя проблема, Сония, в том, что у тебя их нет. А, кстати, Мануэль говорит, что Лолита мечтает тебя с ним... Понимаешь?
Сония густо покраснела.
– Нет, нет и нет. Это невозможно, Хуан Антонио. То, что было у нас с Мануэлем, умерло много лет назад.
– Знаешь, мне это кажется замечательной идеей. Подумай!..
После ухода брата, Сония спустилась в сад, прошлась мимо ровных рядов азалий. Их сажал и любовно возделывал Рамон. Он мужал вместе с этими цветами и деревьями, которые теперь, набрав силу, радовали красками и ароматами.
Остановившись в защищенном от солнца месте, под кроной дерева, Сония вспоминала годы, проведенные с Рамоном. Сколько нежности подарил ей этот мальчик, как был благодарен за ее заботу и любовь. Но как это дерево, он вырос, окреп и перестал нуждаться в ее опеке. К нему пришла его любовь, которая неизбежно настигает, открытые ее чарам сердца. И она с мукой и болью вычеркнула из своего сердца Рамона. Наверное, прав был брат, говоря, что у нее нет проблем... Это и есть одиночество, которое вряд ли теперь кто-нибудь скрасит.
Из сада она услышала, как зазвонил в гостиной телефон.
– Сеньора, вас! – позвала горничная.