Моя вторая мама (др. вар.)

Даниэла не уставала поражаться многоликости лицемерия. И как человек, сам не способный на подобные поступки, она не могла понять, что двигало людьми, готовыми за лишнюю сотню песо пойти на сделку с собственной совестью. Как могла Роса, которую она взяла когда-то на службу и в преданности которой не сомневалась, которой платила гораздо больше, чем та заслуживала, чем вообще полагалось за такую работу, как она могла украсть труд Даниэлы, труд долгих месяцев всего Дома? Но, увы, и на этом лицемерие не кончалось. "Как вы могли подумать такое, сеньора?" – лепетала, возмущаясь, припертая к стенке Даниэлой и Джиной, женщина. И только когда Даниэла, швырнув ей в лицо газеты, сказала, что Херардо и Филипе видели ее, заходящей в дом Ирене, та призналась, что отдала эскизы сеньору Альберто. И тут же пошла, ничтоже сумнящеся, в наступление – куда девалась скромность, покорность, услужливость.

– За что мне вас благодарить, сеньора? Вы богатели, пока я продолжала влачить жалкое существование. Я устала прозябать в бедности! Сеньора Ирене и сеньор Альберто хорошо мне заплатили и еще заплатят! А вы относились ко мне только как к одной из служащих, в то время как Каролина – чем она лучше меня – стала вашей подругой. Меня не волнует ваше прощение! Прекрасно, что вы уже все знаете и мне не надо будет видеть вас каждый день! – И уже в дверях, обернувшись, злобно выкрикнула: – Будьте вы прокляты! Вы разоритесь!

И неважно, что открытие дома моды прошло неудачно. Они все равно вас разорят, и я им в этом помогу!

По крайней мере, думала Даниэла, после ухода этой злобной неблагодарной твари – иначе ее не назвать – одним тайным врагом стало меньше, а с явным бороться легче. Джина предлагала немедленно вызвать полицию: пусть, мол, ее посадят в тюрьму. К несчастью, уже спокойно возразила Даниэла, у нас нет доказательств ее вины, а, значит, и нет состава преступления. Вообще теперь надо сосредоточиться, неожиданно объявила она собравшимся сотрудникам, их Дом не может рисковать и подвергать сомнению свою добрую репутацию, а поэтому придется отложить показ на несколько месяцев. Надо поговорить с журналистами и назначить им встречу на завтра – она сама им объяснит причину задержки презентации новой коллекции.

Алехандро застал Даниэлу устало сидящей за столом – разоблачение Росы стоило ей немалых сил. Алехандро, посмотрев на разбросанные повсюду газеты, заметил:

– Мои друзья были вчера вечером там, – он кивнул на газеты. – Говорят, что это – полный провал! Одежда плохого качества. И очень дурного вкуса. Но я рад главному, тебе нечего бояться конкурентов!

– Я в ярости, я подавлена всем случившимся, значит, никому нельзя доверять! – Даниэла вскипела. – Это дело рук Росы, представляешь?! Она призналась во всем. И ей даже не было стыдно! У нее было такое лицо... какого я никогда не видела. Это была другая Роса. Я приняла решение: надо работать и создать совершенно новую коллекцию.

– Другую? – удивился Алехандро.

– Да, другую! – настойчиво, будто убеждая саму себя, настаивала Даниэла. И она должна быть лучше предыдущей, над которой мы с тобой трудились. Рисунки тканей нам еще пригодятся – их-то, к счастью, не скопировали.

– Если ты хочешь, – предложил согласный на все ради любимой женщины, Алехандро, – можно сделать и другие. Я готов.

– Ну, что ж, благодарю тебя! – Даниэла с теплотой взглянула на своего партнера. – Я займусь сегодня же разработкой новых моделей, уже приспосабливая их под готовые ткани. Идет? Но хочу предупредить, чтобы не жаловались: работать придется и день, и ночь – мы не можем терять и ДНЯ.

– Не преувеличивай уж так, Даниэла, – решил пошутить Алехандро. – Не так все безнадежно, а главное, у тебя должно оставаться время для себя, – и, многозначительно глянув на нее, неуверенно добавил: – И для любви.

Даниэла неловкую шутку пропустила мимо ушей.

– Прошу тебя, Алехандро, – в голосе ее было явно недовольство. – Я никогда не давала тебе повода думать, что влюблена в тебя.

– Но я люблю тебя, – не желая смириться с услышанным, возразил Алехандро. – Для этого не нужен повод...

– Я не могу тебе ответить тем же, – с сожалением произнесла Даниэла. – И ты это знаешь.

– Давай забудем прошлое, – в который раз предложил Алехандро. – Начнем все с начала и вместе. Нас многое объединяет – взгляды на жизнь, любовь к детям... Кстати, тебя мой сын просто обожает... Давай попробуем? А? – И он легко приобнял Даниэлу за плечи, нежно прикоснулся губами к ее щеке.

Словно дожидаясь специально этой минуты, в кабинет Даниэлы влетел разъяренный Хуан Антонио. Голос его, обыкновенно спокойный, словно не принадлежал ему:

– Слушай... – двинулся он с кулаками на Алехандро. – Слушай... Что ты себе позволяешь? Какое он, Даниэла, имеет право приближаться к тебе?

– По-моему, это ты не имеешь здесь никаких прав! – не сдержался Алехандро.

– Уходите оба! – решительно потребовала Даниэла, но, увидев, что ни один не тронулся с места, направилась к двери.