Моя вторая мама (др. вар.)

Но не проходило дня, чтобы ее не навестили Джина или Сония. Они старались успокоить, утешить Даниэлу. Но стоило ей остаться одной, как тоска накатывала словно волны на берег во время прибоя. Почему судьба так к ней несправедлива? За что ей такие страшные испытания? В чем она провинилась?

Даниэла не могла припомнить, чтобы хоть раз в жизни причинила кому-нибудь зло. Разве что Ирене? Или Альберто?

Но ведь она не хотела, они сами виноваты в том, что случилось.

С какой ненавистью смотрел на нее Альберто, когда она навестила его в тюрьме!

Он проклял ее, проклял! И Ирене ее прокляла!

Грузовик... Это не случайность, – Даниэла заметалась на постели. – Ее хотели убить. Но кто? Перед глазами мелькнуло искаженное злобой лицо Ирене, огнетушитель, змея в изящно упакованной коробке. Эта женщина способна на все. Она никогда не оставит Даниэлу в покое.

Только бы Бог сохранил ее сына! Ведь она не сможет больше иметь детей.

А Моника никогда не назовет ее мамой. Всем сердцем Даниэла полюбила девочку, но та отплатила ей черной неблагодарностью. "Я не хочу, чтобы у тебя был ребенок, не хочу никакого братика!" Какие страшные слова! Убитая горем, Даниэла забыла, что Моника совсем еще дитя и нуждается в снисхождении.

По ночам Даниэлу мучил все тот же кошмар: врач с лицом Альберто и мертвый ребенок. Она просыпалась в холодном поту и боялась снова уснуть.

Хуан Антонио буквально разрывался между больницей и офисом. Для Моники у него почти не оставалось времени. Когда же, наконец, папа возьмет ее с собой в больницу? К Даниэле и братику? Ей так хочется на него посмотреть! Но где-то в самой глубине души Моника понимала, что Даниэла не хочет ее видеть.

Как ей искупить свою вину? Ведь она действительно обожала Даниэлу. По совету Марии, Моника написала и передала Даниэле красивую открытку. Но та, едва взглянув, небрежно бросила ее на столик. Сама мысль о Монике была Даниэле неприятна и она старалась о ней не думать.

Такая перемена в жене заставляла страдать Хуана Антонио и он поделился своей тревогой с Мануэлем.

– Это пройдет, – успокоил его Мануэль. – Даниэла больна и воспринимает сейчас все слишком остро. Как только она с сыном вернется домой, все пойдет по-другому.

* * *

В то утро Даниэла проснулась позднее обычного. Сквозь занавеси уже пробивалось яркое солнце. Первой мыслью после пробуждения была как всегда мысль о сыне.

Она не в силах больше ждать. Пусть ей покажут ее малыша.

С трудом дождалась Даниэла Хуана Антонио.

– Я должна увидеть нашего сына!

– Но тебе еще нельзя вставать с постели, – попробовал возразить муж.

– Все словно сговорились мучить меня... – голос Даниэлы дрогнул от слез.

– Хорошо, любимая, успокойся, что-нибудь придумаем. Хуан Антонио вышел из палаты и вскоре вернулся с креслом-каталкой.

Даниэла попыталась спустить ноги с постели, но тут же в изнеможении откинулась на подушку – закружилась голова.

Хуан Антонио помог жене сесть в кресло и только сейчас заметил, как сильно она похудела. Он повез ее по унылому больничному коридору, свернул направо, потом налево и остановился у двери с табличкой: "Отделение для недоношенных".

Открыла дежурная сестра. Они въехали. Хуан Антонио помог Даниэле подняться и она заглянула через стеклянную перегородку.

– Вот он, наш сын!

Даниэла молча смотрела на крохотного, голенького младенца, мирно спящего в инкубаторе.

– Бедненький! Ему должно быть холодно! Так хочется взять его на руки! – Даниэла счастливо улыбалась впервые с тех пор, как очутилась в больнице. Выражение страдания на лице сменилось радостью.

Она не испытывала больше ни тревоги, ни страха. Только счастье! Безбрежное и сияющее, как море, озаренное солнцем. Море, которым она любовалась тогда, на "Норвее".

– Сын, наш сын! – шептала Даниэла, не в силах оторвать глаз от этого маленького создания, жалкого и беспомощного.

* * *

Даниэла уговорила Хуана Антонио еще раз отвезти ее в специальном кресле к инкубатору, где лежал их сын. "Такой маленький и такой беззащитный, под этим стеклянным колпаком, – подумала она. – Мой дорогой Хуан Мануэль Мендес Давила Лоренте". Даниэла давно решила, что назовет ребенка именем своего мужа и своего отца.

– Знаешь, я могла бы смотреть на него часами и никогда бы не устала, – сказала Даниэла, с нежностью глядя на ребенка.

– Я знаю, – откликнулся Хуан Антонио, – но ты не должна этого делать.

Тебя только вчера прооперировали.

– Побудем здесь еще немножко...

– Нет, нет, видишь, малыш уже рассердился. Ты слишком пристально на него смотришь.

Даниэла с трудом оторвалась от ребенка.