Моя жизнь

На следующий день после встречи с папой мы добились значительного успеха в Боснии. Я объявил о том, что все стороны согласились на прекращение огня. Через неделю Билл Перри заявил, что выполнение этого соглашения потребует отправки в Боснию сил НАТО. Кроме того, поскольку наша обязанность участвовать в миссиях НАТО была совершенно очевидной, он считал, что для этого нам не нужно получать предварительного одобрения Конгресса. Я подумал, что Доул и Гингрич, узнав об этом, почувствуют облегчение: оба они были интернационалистами и понимали, что нужно делать, но множество республиканцев в обеих палатах Конгресса имели совершенно иное мнение по этому вопросу.

Пятнадцатого октября, на встрече в Коннектикутском университете, куда я приехал вместе с моим другом сенатором Крисом Доддом, чтобы участвовать в церемонии открытия исследовательского центра, носившего имя его отца, я подтвердил свою решимость закончить войну в Боснии и призвать к ответу тех, кто совершил военные преступления. Перед тем как стать сенатором, отец Криса Том Додд был судьей на Нюрнбергском процессе. В своем выступлении я высказался в поддержку трибуналов для лиц, совершивших военные преступления в бывшей Югославии и Руанде. Мы помогали этим трибуналам деньгами и специалистами. Кроме того, я поддержал идею учреждения постоянного трибунала, который будет заниматься военными преступлениями и другими серьезными нарушениями прав человека. Эта идея привела к созданию Международного суда.

Пока я, находясь в США, занимался проблемами Боснии, Хиллари вновь отправилась в зарубежное турне — на этот раз в Латинскую Америку. После окончания холодной войны, когда Америка осталась единственной в мире военной, экономической и политической сверхдержавой, каждая страна стремилась заручиться нашей поддержкой, и, как правило, в наших интересах было ей эту поддержку оказать.

Но в тот момент, а особенно во время бюджетных битв в Конгрессе, я не мог никуда уехать. В результате Алу Гору и Хиллари пришлось совершить необычайно большое число важных зарубежных поездок. В какую бы страну они ни приезжали, ее жители знали, что они выступают от имени Соединенных Штатов и от моего имени, и каждая такая поездка укрепляла наши позиции в мире.

Двадцать второго октября я вылетел в Нью-Йорк на празднование 50-й годовщины создания Организации Объединенных Наций, намереваясь использовать это событие, чтобы призвать международное сообщество к более активному сотрудничеству в борьбе против терроризма, распространения оружия массового поражения, организованной преступности и торговли наркотиками. В том месяце шейх Омар Абдель Рахман и еще девять людей были признаны виновными в первом взрыве в Центре международной торговли, а в Колумбии были арестованы несколько руководителей печально известного наркокартеля Кали. В своем выступлении я коротко рассказал о действиях, которые должны были закрепить эти успехи, включая борьбу с отмыванием денег во всем мире, арест банковских счетов террористов и торговцев наркотиками (такому аресту по моему приказу только что были подвергнуты счета колумбийских наркокартелей), отказ в предоставлении убежища террористам и членам организованных преступных групп; закрытие «серых рынков», снабжавших оружием и поддельными документами террористов и наркодельцов; усиление взаимодействия полицейских органов государств для повышения уровня подготовки полицейских и обеспечения их современными технологиями; ратификацию конвенции о запрещении химического оружия; более строгое соблюдение конвенции о запрещении биологического оружия.

На следующий день я возвратился в Гайд-Парк, где должна была состояться моя девятая встреча с Борисом Ельциным. Ельцин только что поправился после болезни. Дома он подвергался ожесточенным нападкам ультранационалистов, недовольных расширением НАТО и агрессивной ролью Соединенных Штатов в противостоянии с боснийскими сербами. Днем раньше Ельцин выступил с резкой речью в ООН, рассчитанной в основном на «внутреннего потребителя», и я видел, что он находится под воздействием сильного стресса.

Желая помочь ему освоиться и успокоиться, я полетел с ним на моем вертолете в Гайд-Парк, чтобы он смог насладиться живописным осенним пейзажем в долине реки Гудзон в этот необычайно теплый для осени день. Прибыв на место, мы расположились во дворе старого дома, откуда открывался замечательный вид на реку, и беседовали, сидя в тех самых креслах, в которых сидели Рузвельт с Черчиллем, когда последний посетил США во время Второй мировой войны. Потом я пригласил его в дом и показал бюст Рузвельта работы русского скульптора и портрет матери президента, написанный братом этого скульптора, а также записку, которую Франклин Делано Рузвельт послал Сталину, информируя его о дате высадки союзников в Нормандии.