Моя жизнь

Мы жили в палатке у моря. Каждое утро на восходе солнца мы погружались в море и плавали. Время от времени у Реймонда оказывались излишки хлеба и картофеля, тогда мы отправлялись через горы в деревню и раздавали хлеб голодным.

Албания – необычайная трагическая страна. Здесь находится первый алтарь Зевсу-громовержцу. Его прозвали громовержцем, потому что в этой стране и зимой и летом постоянно бушуют грозовые бури и льют проливные дожди. Мы бродили под этими ливнями в своих туниках и сандалиях, и я поняла, что мокнуть под дождем гораздо веселее, чем гулять в макинтоше.

Я стала свидетельницей множества трагических зрелищ. Мать, сидящая под деревом с грудным младенцем на руках, за нее цепляются еще трое или четверо малышей, все они голодны и не имеют пристанища. Их дом сожгли турки, мужа и отца убили, скот угнали и урожай уничтожили. И вот сидит несчастная женщина с оставшимися у нее детьми. Таким, как она, Реймонд раздал много мешков с картофелем.

Мы возвращались в лагерь усталыми, но в то же время мне в душу закрадывалось странное ощущение счастья. Мои дети умерли, но были другие, голодные и страдающие, разве могла я не жить для них?

Именно в Санти-Каранте, где не было парикмахеров, я впервые подстригла себе волосы и бросила их в море.

Когда здоровье и сила вернулись ко мне, эта жизнь среди беженцев стала для меня невозможной. Без сомнения, существует огромная разница между жизнью артиста и жизнью святого. Во мне пробудилась жажда артистической жизни. Я ощущала, что совершенно невозможно моими ограниченными средствами остановить поток несчастья, который представляли собой албанские беженцы.

Глава 26

Однажды я почувствовала, что должна покинуть эту страну многочисленных гор, огромных скал и бурь, и сказала Пенелопе:

– Чувствую, что не могу больше смотреть на все эти страдания. Мне очень хочется сидеть в мечети с одной неяркой лампой и ощущать под ногами персидские ковры. Я устала от всех этих дорог. Не совершить ли нам небольшой побег в Константинополь?

Пенелопа с радостью согласилась. Мы сменили наши туники на обычные платья и сели на судно, направляющееся в Константинополь. Днем я оставалась в своей каюте на палубе, а по ночам, когда другие пассажиры спали, я, накинув на голову шарф, выходила на залитую лунным светом палубу. У борта парохода, опираясь на поручни и тоже глядя на луну, часто стояла фигура, облаченная во все белое, включая перчатки из белой лайковой кожи. Это был молодой человек, державший в руке маленькую черную книжечку, которую время от времени читал, а затем принимался бормотать нечто похожее на заклинание. Его лицо, бледное и измученное, освещали прекрасные темные глаза, оно было обрамлено черными как смоль волосами.

Когда я приблизилась к нему, незнакомец заговорил со мной.

– Я осмелился обратиться к вам, – сказал он, – потому что испытываю такое же горе, как и вы, и теперь возвращаюсь в Константинополь, чтобы утешить свою матушку, пребывающую в огромной печали. Месяц назад ей сообщили о трагическом самоубийстве моего старшего брата, а едва прошло две недели, как последовала новая трагедия – самоубийство моего второго брата. У нее остался только я. Но как я могу утешить ее, когда и сам пребываю в таком отчаянии, что считаю для себя наилучшим выходом последовать за своими братьями?

Мы разговорились, и молодой человек рассказал, что он актер, а маленькая книжечка в его руке – экземпляр «Гамлета», роль которого он разучивает.

На следующий вечер мы снова встретились на палубе, словно два несчастных призрака, каждый из которых поглощен своими мыслями, но в то же время каждый находил некоторое успокоение в присутствии другого. Мы оставались на палубе до зари.

Когда прибыли в Константинополь, его встретила и обняла высокая красивая женщина в глубоком трауре.

Мы с Пенелопой остановились в отеле «Пейра палас» и первые два дня провели в прогулках по Константинополю, главным образом по узким улочкам Старого города. На третий день ко мне явилась неожиданная посетительница. Это была мать моего печального друга по путешествию, женщина, встречавшая его. Охваченная огромной болью, она пришла ко мне, показала портреты двоих своих прекрасных сыновей, которых недавно потеряла, и сказала:

– Они умерли, их невозможно вернуть, но я пришла к вам, чтобы умолять помочь мне спасти последнего, Рауля. Я чувствую, что он собирается последовать за своими братьями.

– Что я могу сделать? – спросила я. – И в чем заключается опасность?

– Он уехал из города и находится сейчас в маленькой деревушке Сан-Стефано, совершенно один на вилле. Он уезжал в таком отчаянии, что я опасаюсь самого худшего. Вы произвели на него столь глубокое впечатление, что, мне кажется, могли бы заставить его увидеть всю безнравственность подобного поступка, ощутить жалость к матери и вернуть его к жизни.

– Но в чем причина его отчаяния? – спросила я.

– Я знаю об этом не больше, чем о причине самоубийства его братьев. Красивые, молодые, удачливые, почему они стремились только к смерти?