Моя жизнь

Дети танцевали под апельсиновыми деревьями в своих легких голубых туниках, в руках они держали цветы и фрукты. Лоэнгрин был чрезвычайно добр и очарователен с детьми и заботился об удобствах каждого из них. Благодаря его преданности детям к чувству признательности, которое я уже испытывала к нему, добавилось и доверие. В ходе ежедневного общения с этим очаровательным человеком мое чувство вскоре углубилось, превратившись в нечто более сильное. Однако тогда я относилась к нему как к рыцарю, которому следовало поклоняться на расстоянии с почти религиозным благоговением.

Мы с детьми жили на вилле в Болье, а Лоэнгрин – в фешенебельном отеле в Ницце. Время от времени он приглашал меня пообедать с ним. Помню, как я вошла в своей скромной греческой тунике и смутилась, встретив там женщину в изумительном ярком платье, всю в бриллиантах и жемчугах. Я тотчас же почувствовала, что это мой враг. Она вселила в меня страх, как впоследствии оказалось, не без оснований.

Однажды вечером с присущей ему щедростью Лоэнгрин пригласил большую компанию на бал-карнавал в казино. Он предоставил каждому костюм Пьеро из свободно ниспадающего атласа. Впервые в жизни я надела костюм Пьеро и впервые посетила публичный костюмированный бал. Праздник оказался веселым. Для меня его омрачило только одно – на бал пришла и дама в бриллиантах, тоже в костюме Пьеро. Глядя на нее, я испытывала муки. Но потом, помню, пустилась с ней в неистовый танец – любовь сродни ненависти – и танцевали до тех пор, пока управляющий не тронул нас за плечи и не сказал, что такое поведение непозволительно.

В разгар всех этих дурачеств меня внезапно позвали к телефону. Кто-то с виллы в Болье сообщил мне, что одна из воспитанниц школы, Эрика, внезапно заболела крупом. Положение чрезвычайно серьезное, возможно, она умирает. Я бросилась от телефона к столу, где Лоэнгрин развлекал своих гостей. Я попросила его поскорее подойти к телефону, мы должны были позвонить врачу. И именно здесь, вблизи телефонной будки, когда мы испытывали страх за дорогое нам обоим существо, преграда, разделявшая нас, рухнула, и наши губы впервые встретились. Но мы не потеряли ни единой секунды. Автомобиль Лоэнгрина стоял у дверей. Не снимая костюмов Пьеро, мы заехали за доктором и помчались в Болье. Мы застали маленькую Эрику задыхающейся, с почерневшим лицом. Врач приступил к работе. Мы, двое перепуганных Пьеро, ждали у постели приговора. Два часа спустя, когда за окном чуть забрезжил рассвет, врач объявил, что ребенок спасен. Слезы заструились по нашим щекам, размазывая грим, но Лоэнгрин заключил меня в объятия.

– Мужайся, дорогая! Давай вернемся к нашим гостям.

И всю обратную дорогу, крепко прижимая меня к себе, он шептал:

– Дорогая, если нам суждена только эта ночь, только это воспоминание, я буду любить тебя всегда.

В казино время летело так быстро, что большинство гостей едва ли заметило наше отсутствие.

Однако одна гостья считала каждую его минуту. Маленькая дама с бриллиантами ревнивым взором наблюдала за нашим отъездом, а когда мы вернулись, схватила нож со стола и бросилась на Лоэнгрина. К счастью, он вовремя разгадал ее намерение и, схватив за запястье, мгновенно поднял высоко над головой. Удерживая таким образом, он отнес ее в комнату для дам, словно весь этот инцидент был всего лишь шуткой, заранее подготовленной частью карнавала. Там он передал ее на попечение служителей, просто заметив, что с ней случилась небольшая истерика и ей необходимо выпить воды. Затем он вернулся в зал как ни в чем не бывало, в беспечном, хорошем настроении. Веселье гостей все усиливалось и достигло кульминации в пять часов утра, когда я станцевала с Максом Дирли танго апашей, вложив в свой танец все бурные и противоречивые волнения вечера.

Когда с восходом солнца вечер закончился, дама с бриллиантами вернулась в свой отель в одиночестве, а Лоэнгрин остался со мной. Его щедрость по отношению к детям, его беспокойство и искренняя тревога по поводу болезни маленькой Эрики – все это завоевало мою любовь.

На следующее утро он предложил мне совершить побег на его яхте, уже получившей новое имя. Мы взяли с собой мою маленькую девочку и, оставив школу на попечение воспитательниц, отправились к берегам Италии.

Деньги несут на себе проклятие, и люди, обладающие ими, не могут быть счастливы двадцать четыре часа.