Моя жизнь

снаружи. Перед входом было чисто выметено, полы аккуратно покрыты коровьим

навозом, а немногочисленные горшки и блюда блестели и сверкали. Можно было

не опасаться, что в этом квартале вспыхнет эпидемия.

В кварталах высшего класса мы натолкнулись на уборную, которую невозможно

не описать. В каждой комнате был сделан сток. Его использовали и для воды, и

для мочи. В результате весь дом был полон зловонием. В другом доме сток для

мочи и кала шел из спальни, расположенной на втором этаже, по трубе, спускавшейся на первый этаж. Терпеть отвратительную вонь, стоявшую в этой

комнате, было невозможно. Каким образом жильцы умудрялись спать в этом

зловонии - пусть читатель сам представит себе.

Комиссия посетила также хавели вишнуитов. Жрец хавели был в дружественных

отношениях с моей семьей. Поэтому он согласился дать нам возможность

полностью все осмотреть и обещал сделать все необходимые улучшения. Мы

обнаружили в храме места, которые он и сам видел впервые. В углу у стены

была свалка отбросов и листьев, использованных вместо тарелок. Там

гнездились вороны и коршуны. Уборные были, конечно, грязные. Вскоре я уехал

из Раджкота и не знаю, какие из предложенных нами мероприятий были выполнены

жрецом.

Мне было неприятно видеть такую грязь в месте богослужения. Казалось бы, можно было ожидать тщательного соблюдения правил чистоты и гигиены в

помещении, считавшемся святым. Авторы "Смрити", насколько я уже тогда знал, особенно настаивали на необходимости соблюдать внутреннюю и внешнюю чистоту.

XXVI. ДВА УВЛЕЧЕНИЯ

Пожалуй, я не знаю никого, кто так лояльно относился бы к британской

конституции, как я. Я понимаю теперь, что был при этом совершенно искренен.

Я никогда не мог бы изображать лояльность, как и любую другую добродетель.

На каждом собрании, которое я посещал в Натале, исполнялся государственный

гимн. Тогда мне казалось, что и я должен принимать участие в его исполнении.

Нельзя сказать, чтобы я не замечал недостатков британского управления, но в

ту пору я считал, что в целом оно вполне приемлемо и даже благодетельно для

управляемых.

Я полагал, что расовые предрассудки, с которыми я столкнулся в Южной

Африке, явно противоречат британским традициям и что это явление временное и

носит местный характер. Поэтому в лояльности по отношению к трону я

соперничал с англичанами. Я тщательно заучил мотив национального гимна и

всегда принимал участие в его исполнении. Всюду, где представлялся случай

выказать лояльность без шума и хвастовства, я охотно делал это.

Никогда в жизни не спекулировал я на своей лояльности, никогда не

стремился добиться таким путем личной выгоды. Лояльность была для меня

скорее обязательством, которое я выполнял, не рассчитывая на вознаграждение.

Когда я приехал в Индию, там готовились праздновать шестидесятилетие

царствования королевы Виктории. Меня пригласили участвовать в комиссии, созданной для этой цели в Раджкоте. Я принял предложение, но у меня

зародилось опасение, что празднество получится показным. Я видел вокруг

подготовки к нему много пустой шумихи, и это произвело на меня тягостное

впечатление. Я начал раздумывать, следует ли мне работать в комиссии, но в

конце концов решил довольствоваться той лептой, которую мог внести в это

дело, оставаясь членом комиссии.

Одним из подготовительных мероприятий была посадка деревьев. Я видел, что

многие делают это лишь напоказ или стараясь угодить властям. Я пытался

убедить членов комиссии, что посадка деревьев не обязательна, а только

желательна; этим надо заниматься либо серьезно, либо совсем не браться за

дело. У меня создалось впечатление, что над моими идеями смеются. Помнится, я очень серьезно отнесся к делу, посадил свое деревцо, тщательно поливал его

и ухаживал за ним.

Я научил своих детей петь национальный гимн. Помню, что обучал тому же

учащихся местного педагогического колледжа, но забыл, было ли это по случаю

шестидесятилетия царствования королевы Виктории, или по случаю коронования

короля Эдуарда VII императором Индии. Впоследствии от слов гимна меня стало

коробить. Когда же мое понимание ахимсы стало более зрелым, я начал больше

следить за своими мыслями и словами. Особенно расходилось с моим пониманием

ахимсы то место в гимне, где поют:

Рассей ее врагов,

И пусть они погибнут;

Спутай их политику,

Разоблачи их мошеннические хитрости.

Я поделился своими чувствами с д-ром Бутом, и он согласился, что верящему

в ахимсу едва ли стоит петь эти строки. Почему так называемые "враги"

являются "мошенниками"? Или потому, что они враги, они обязательно должны

быть неправы? Справедливости мы можем просить только у бога. Д-р Бут всецело

одобрил мои чувства и сочинил новый гимн для своей паствы. Но о д-ре Буте

речь будет впереди.

Склонность ухаживать за больными, как и лояльность, глубоко коренилась в

моей натуре. Я любил ухаживать за больными - знакомыми и незнакомыми.

В то время как я писал в Раджкоте брошюру о Южной Африке, мне представился

случай съездить ненадолго в Бомбей. Я хотел воздействовать на общественное

мнение в городах по этому вопросу путем организации митингов и для начала