Читаем Моя жизнь, 60–е и Джими Хендрикс глазами цыганки полностью

Чем дальше он углублялся в наркотики (а мне приходилось сидеть и слушать интервью, которые брали у Джими), тем нелепее становился поток навеянной кислотой чуши, которую журналисты впитывали, как если бы это было божественным откровением. Как и у большинства путешествующих у него были видения и, естественно, он хотел воплотить их в музыку. Он старался объяснять их, но его не понимали, потому что нет слов в человеческой речи, описывающих их. Это разочаровывало его и он ещё глубже погружался в кислотный мир в попытке приблизиться к оживлению этих видений, но только опускался дальше на дно. В 1983 слышится странный напряжённый гул, что–то из тех звуков, которые вас окружают в путешествии. Он также много говорил о другой стороне, о смерти, которую люди называют самоубийством, но на самом деле являющейся только другим состоянием разума.

Мы сидели на кровати, он читал мне стихи, которые написал для 1983.

— Так моя любовь Катерина и я решили отправиться в последнюю прогулку сквозь шумы моря, нет, не умереть, но переродиться вдали от этих земель, таких сплющенных, в клочья порванных, навсегда… Что ты думаешь об этом? — спросил он когда кончил читать.

— Я не хочу туда, — ответила я, заставив его рассмеяться, — можешь отправляться на дно морское сам, если хочешь.

Когда я впервые нашла его LSD, это была маленькая коричневая склянка, стоящая в холодильнике у нас на Аппер–Беркли–Стрит. Он был опять где–то и я не знала, что это. Запаха не было и я решила вылить содержимое в раковину, но Барбара, подруга, с которой я познакомилась в одном из клубов, заметив, что я делаю, остановила меня и сказала, что прежде мы должны попробовать её содержимое. Мы полили им кусочек сахара и съели. Только я проглотила примерно четверть, как кто–то завладел всем, ненавижу, когда реальность ускользает от меня. Мне нравится, когда я чувствую и знаю, что со мной происходит.

Но это не сравнить с тем, что произошло однажды в Speakeasy. Джими пошёл на сцену, оставив свой Скоч и Коку на столике. Ничего не подозревая, я пропустила стаканчик Джими. Вдруг мне показалось, что я увидела, как музыка носится по залу и становится всё громче и громче, ещё чуть–чуть и лопнут барабанные перепонки. Лица людей вокруг меня пришли в движение и ужасно исказились, на меня напал страх, я стала с усилием дышать. (Сколько себя помню, всегда страдала от астмы — помню, как однажды, мы с Брайаном вырывали друг у друга из рук ингалятор.) К тому времени, когда вернулся к столику Эрик Бёрдон, я уже сползла под стол. Он признался, что подсыпал LSD в стакан Джими, так, ради смеха. Я поднялась и пошатываясь шаг за шагом двинулась к выходу, следом шла всё понимающая Энджи и следила, чтобы на меня не упал потолок.

Кто–то вызвал скорую и меня отвезли в больницу Св.Георга, недалеко от Гайд–Парк–Корнера, где я увидела саблезубых львов и тигров соскакивающих со стен. Всюду куда бы я не повернулась, видела их, направляющихся прямо ко мне. Сёстры повесили на кровать боковинки и, прячась за ними всю ночь от оживших с потолка и стен вампиров, пытающихся сдержать моё дыхание, я тихо страдала от завладевшей моим сознанием паранойи. На следующий день полиция была у моей постели и они стали допытываться, кто так «меня зарядил», но не смогли от меня ничего добиться и продвинуться в своём расследовании. После этого случая Джими взял меня под свою защиту и стал следить, чтобы никто не дал мне чего–нибудь лишнего.

В основном это коснулось только безвредных весёлых поездок, таких, какие совершили мы однажды с Джоном Ленноном, удрав из Bag O'Nails. Мы решили покататься по улицам на его Роллсе, курили травку, хихикали. Всё шло хорошо, но меня шокировало то, что он вдруг остановил шофёра и, добежав до телефонной будки, пописал в ней. Под каким наркотиком он был, не знаю, но это было отвратительно и он упал в моих глазах как человек.

На другой вечеринке, на квартире какой–то девицы в Южном Кенсингтоне, Терри по прозвищу «Пилюля», роуди Animals и большой друг Эрика, заснул с открытым ртом. Мы с Ленноном, как пара грязных школьников, капнули LSD ему прямо в горло из пипетки. И стали с нетерпеньем ждать, когда же Терри проснётся и отправится в путешествие по потолку, но похоже, что он накачался чем–то более сильным. И когда, наконец, он зашевелился и встал, он не проявил никаких признаков действия LSD. Его организм, видимо, был настолько напичкан наркотиками, что наш вклад прошёл незамеченным, как укус блохи дикому слону.

Леннон часто заходил к нам, особенно когда Джими не было, обкуренный и заваливался спать. Однажды он несколько часов подряд ползал перед диваном, ни с кем не разговаривал и что–то там искал полностью во власти паранойи и напуганный странным местом, в котором оказался. С Джоном можно было и посмеяться, и выпить, но он всегда был слишком эгоистичен, чтобы действительно понравиться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Оперные тайны
Оперные тайны

Эта книга – роман о музыке, об опере, в котором нашлось место и строгим фактам, и личным ощущениям, а также преданиям и легендам, неотделимым от той обстановки, в которой жили и творили великие музыканты. Словом, автору удалось осветить все самые темные уголки оперной сцены и напомнить о том, какое бесценное наследие оставили нам гениальные композиторы. К сожалению, сегодня оно нередко разменивается на мелкую монету в угоду сиюминутной политической или медийной конъюнктуре, в угоду той публике, которая в любые времена требует и жаждет не Искусства, а скандала. Оперный режиссёр Борис Александрович Покровский говорил: «Будь я монархом или президентом, я запретил бы всё, кроме оперы, на три дня. Через три дня нация проснётся освежённой, умной, мудрой, богатой, сытой, весёлой… Я в это верю».

Любовь Юрьевна Казарновская

Музыка
Моя жизнь. Том II
Моя жизнь. Том II

«Моя жизнь» Рихарда Вагнера является и ценным документом эпохи, и свидетельством очевидца. Внимание к мелким деталям, описание бытовых подробностей, характеристики многочисленных современников, от соседа-кузнеца или пекаря с параллельной улицы до королевских особ и величайших деятелей искусств своего времени, – это дает возможность увидеть жизнь Европы XIX века во всем ее многообразии. Но, конечно же, на передний план выступает сама фигура гениального композитора, творчество которого поистине раскололо мир надвое: на безоговорочных сторонников Вагнера и столь же безоговорочных его противников. Личность подобного гигантского масштаба неизбежно должна вызывать и у современников, и у потомков самый жгучий интерес.Новое издание мемуаров Вагнера – настоящее событие в культурной жизни России. Перевод 1911–1912 годов подвергнут новой редактуре и сверен с немецким оригиналом с максимальным исправлением всех недочетов и ошибок, а также снабжен подробным справочным аппаратом. Все это делает настоящий двухтомник интересным не только для любителей музыки, но даже для историков.

Рихард Вагнер

Музыка