Моя жизнь, 60–е и Джими Хендрикс глазами цыганки

Я сделала всё, чтобы он успокоился и заснул. Возвращаясь домой, я чувствовала огромное облегчение, что побыла так недолго участницей произошедшего скандала, я чувствовала радость от того, что смогла чем–то ему помочь и ещё большую радость, что мои ноги уносили меня подальше от этого кошмара. Заболевшая суперзвезда, лежащая на кровати в гостиничном номере, это не тот Джими, в которого я влюбилась и которого я полюбила четыре года назад. Вся его нежность, всё его очарование растворились в наркотиках и ежедневных психических напряжениях. Его было не узнать.

Пару недель спустя я пробиралась в сумерках сквозь модные ряды благоухающих кишок Кенсингтон–Маркета, когда Джими подошёл ко мне сзади и обняв произнёс:

— Я остановился в Камберленд—Отеле, — сказал он мне, — почему бы тебе не заскочить ко мне и не сказать «привет»?

— О.К., — ответила я, — загляну обязательно.

Но я знала, что делать этого не буду. Многие годы, прошедшие со дня его смерти, я винила себя, что может быть я могла бы повернуть всё иначе. Но теперь я понимаю, что его всё равно сейчас бы не было с нами.

Глава 9.

На следующее утро Мэдлин позвонила мне домой, мой друг поднял трубку.

— Спроси, может она перезвонить чуть позже, — сказала я, так как была чем–то занята в этот момент.

Но через мгновение он вернулся:

— Она говорит, что это очень срочно.

Я взяла трубку, что–то проворчав в ответ.

— Ты сидишь? — услышала я вопрос.

— Нет, а что? — ответила я и рассмеялась.

— Возьми стул.

— Что? Ну, говори скорее, — я почувствовала беспокойство от её голоса.

— Возьми стул и скажи мне, что ты села.

— О.К., — и через пару секунд, — я села.

— Я только что услышала по радио, Джими умер прошлой ночью.

Я молча положила трубку. Я кинулась купить Evening Standard, тут же пробежала глазами все новости — ничего. У меня отлегло. Мэдлин могла и перепутать.

— Это свежий номер? — спросила я у продавца.

— Нет, свежую обычно привозят в три.

Пачки упали на панель, статья занимала всю первую страницу. Джими мёртв. Передозировка. Захлебнулся рвотой. Журналисты ликовали: такой конец ждёт каждого, такого же как Джими, кто пренебрежёт существующим социальным строем. Звучит как мораль из детской сказки про плохишей.

Я читала и перечитывала эту статью, стараясь вникнуть, что же произошло на самом деле. Но ничего не могла понять. Я начала думать, как бы развернулись события, если бы я откликнулась на его предложение, и пришла бы к нему в отель прошлым вечером. Накачался ли он наркотиками, если бы я там была, или нет? Только бы я знала, зачем он меня звал! В газете одни догадки. Я не могла поверить, что его уже нет. Мы могли оставаться друзьями на всю жизнь.

Один из старых друзей Рэя, журналист, предложил мне описать нашу жизнь с Джими и напечатать в воскресном выпуске. В порыве искренности и смятения я согласилась дать интервью. Почему нет? В память о нём рассказать правду, скрывающуюся за его имиджем. Он пришёл, и мы долго разговаривали. Мне казалось, что он понимал, о чём я ему рассказывала. Он остался в восторге от моего рассказа.

Её напечатали, чтение её можно было сравнить с ночным кошмаром. Ничего общего с тем, что я хотела сказать. Заголовки кричали о наркотических оргиях и нескончаемых сексуальных упражнениях. Дикий монстр, демон рок–музыки. Следующие — Мик Джаггер и Кит Ричард (имея в виду недавнюю смерть Брайана).

Глупо. Меня предали. Я — истеричка, нимфоманка, наркоманка. Ещё и одна из многочисленных группиз. Ничего общего с тем, что я ему говорила.

Это был мой первый опыт, и тут же я стала жертвой журналистов, ненасытных, голодных до сенсаций. Я была глубоко оскорблена и боялась подумать, что все мои друзья поверят, что я могла такое сказать. Но я надеялась на их благоразумие, особенно с Брайаном, с которым журналисты не скупились на эпитеты. И я больше старалась никогда не касаться этой темы, такой близкой мне, и из–за которой так жестоко меня унизили.

Я отправилась к адвокату в надежде, что невинный человек может найти защиту от любых атак. Адвокат был со мной приветлив, но сказал, что я не в состоянии противоборствовать всей системе новостей. И ещё сказал, что ничего существенного я не могу предоставить в свою защиту и пожелал впредь относиться внимательнее к тому, что я говорю во время интервью, и более того, сказал, чтобы я вообще избегала давать кому–либо интервью.

Я последовала его совету и молчала 22 года, если не считать одного выступления в 1981 по американскому радио. Ясно, что оно удалось, я рассказывала о самом раннем периоде нашей совместной жизни, когда мы считали каждый пенни, чтобы купить пачку сигарет, и приходилось занимать деньги у друзей, чтобы что–нибудь купить. Это интервью осело у коллекционеров, с тех пор оно издано на кассете, удивительно, но никто этого даже не мог представить тогда, во время моего первого интервью.