Читаем Моя жизнь, 60–е и Джими Хендрикс глазами цыганки полностью

как мужчины сидели вокруг костра, повязав на головы свои банданы и хвастаясь друг перед другом устрашающего вида пистолетами и полуавтоматическими винтовками, и время от времени разряжали их в воздух, наблюдая за траекториями полёта пуль.

Рэй постоянно истериковал, он трясся от одной мысли, что деньги Говарда когда–то кончатся, а работы в Америке без специального разрешения или ID было не найти. Он не видел для себя будущего, находясь в Штатах.

После многочисленных споров и взвешивания всех за и против, мы пришли к выводу, что мне необходимо возвратиться в Лондон и переговорить с адвокатом о его положении. Адвокат, к которому я обратилась, не сомневался, что Рэю следует вернуться в Англию и предстать перед судом. Связь с Рэем я по–прежнему поддерживала из телефонной будки на Лизгар–Террас.

Несколько дней спустя, когда я уехала на уикенд, мне позвонила моя подруга Дебби — она жила со мной в квартире:

— Приходила полиция с обыском, — сообщила она. — Перерыли всё здесь, забрали кучу фотографий и ещё что–то из личных вещей. Я им сказала, что не знаю, куда ты ездила, и они просили передать, что ждут тебя в Таможенном Департаменте на Феттер–Стрит.

Я отправилась на Феттер–Стрит. Они хотели знать, что я знаю. Я осторожничала, помня слова Рэя, когда я расспрашивала о его работе и о его коллегах, что чем меньше я знаю, тем лучше. Было ясно, что люди из Таможенного Департамента мне не верили и продержали меня в комнате для допросов несколько часов. Допрашивали меня двое, один очень вежливый, другой грубый — совсем как в кино. Они допытывались, видела ли я Рэя, или, по крайней мере, где он сейчас, но я продолжала настаивать, что ничего не знаю. Они показали фотографии людей, по их предположению, занятых в деле, но я никого не узнала. У них был мой паспорт, и они спросили меня, что я делала в Лос–Анжелесе. Я ответила им, что всего лишь навещала друзей. В конечном счёте, они отпустили меня домой, предупредив, если Рэй будет звонить то, что бы я убедила его вернуться в Англию.

При первой же возможности я рассказала Рэю, всё и он решил, что лучше будет, если он вернётся.

На рассвете мы все встречали Рэя, стоя в пустынном вестибюле аэровокзала. Все пассажиры прошли, но Рэя среди них не оказалось. После нескольких торопливых звонков выяснилось, что в самолёте оказались двойные билеты, и ему была выплачена компенсация в 200 долларов. Его адвокату пришло сообщение, что он летит следующим рейсом. Сотрудники Департамента были раздражены до предела, они не верили ни одному слову из этого. Тогда они через свои каналы выяснили, что он действительно летит следующим рейсом. Рэй прилетел, и я ужаснулась, когда на него надели наручники.

— Снимите наручни! — запротестовала я. — Он же перелетел через всю Америку, чтобы сдаться добровольно! Он не собирается убегать!

Слава Богу, они согласились, и наручники исчезли в чьём–то кармане. Они позволили нам пройти через вокзал обнявшись и дали поговорить, прежде, чем его арестовали и подвергли обыску.

В суде он всё признал, и его приговорили к четырём годам. Судью больше интересовало, что он не платил налоги со своего заработка, чем то, как он умудрялся перевозить такие огромные партии товара через всю планету, что даже и вообразить невозможно. Это было так комично, что в зале даже раздавались смешки.

Его отвезли в Норфолк, и я навещала его там пару раз. Я садилась в автобус на автовокзале Виктория и ехала с жёнами и родственниками заключённых. Это долгое, утомительное и кошмарное путешествие: дети кричали, бегали по автобусу, некоторых рвало прямо тут же, а их матери визгливыми голосами бранили их. И поклялась себе, что так еду в последний раз. На следующий раз, прихватив Дон, мы отправились на её машине и… заблудились.

Должно быть это ужасно, сидеть в камере и ждать, а ты опаздываешь на несколько часов. Но когда Рэй устроил нам ужасную сцену, я решила, что больше не приеду.

Он продолжал писать мне письма. Писал, что мне следует делать, а что нет, и я поняла, что это предел. Он стал жаловаться, что слишком редко я ему пишу. Письма становились всё раздражённее и раздражённее пока, наконец, не написал, что собирается подать на развод и пришлёт соответствующие бумаги мне на подпись. Я сделала, всё что требовалось, и отослала их обратно. Развод прошёл без препятствий, но когда через два года его за примерное поведение преждевременно освободили, Рэй вообразил, что ничего не произошло и мы по–прежнему женаты.

Он написал домовладельцу и обратился с просьбой продолжить аренду квартиры, на основании того, что платил ренту в самом начале. Ему оказали, вежливо объяснив, что контракт был заключён с его бывшей женой. После этого случая мы больше никогда не виделись и не разговаривали. Так я избавилась от докучливого груза.

Глава 10. Ник

Перейти на страницу:

Похожие книги

Оперные тайны
Оперные тайны

Эта книга – роман о музыке, об опере, в котором нашлось место и строгим фактам, и личным ощущениям, а также преданиям и легендам, неотделимым от той обстановки, в которой жили и творили великие музыканты. Словом, автору удалось осветить все самые темные уголки оперной сцены и напомнить о том, какое бесценное наследие оставили нам гениальные композиторы. К сожалению, сегодня оно нередко разменивается на мелкую монету в угоду сиюминутной политической или медийной конъюнктуре, в угоду той публике, которая в любые времена требует и жаждет не Искусства, а скандала. Оперный режиссёр Борис Александрович Покровский говорил: «Будь я монархом или президентом, я запретил бы всё, кроме оперы, на три дня. Через три дня нация проснётся освежённой, умной, мудрой, богатой, сытой, весёлой… Я в это верю».

Любовь Юрьевна Казарновская

Музыка
Моя жизнь. Том II
Моя жизнь. Том II

«Моя жизнь» Рихарда Вагнера является и ценным документом эпохи, и свидетельством очевидца. Внимание к мелким деталям, описание бытовых подробностей, характеристики многочисленных современников, от соседа-кузнеца или пекаря с параллельной улицы до королевских особ и величайших деятелей искусств своего времени, – это дает возможность увидеть жизнь Европы XIX века во всем ее многообразии. Но, конечно же, на передний план выступает сама фигура гениального композитора, творчество которого поистине раскололо мир надвое: на безоговорочных сторонников Вагнера и столь же безоговорочных его противников. Личность подобного гигантского масштаба неизбежно должна вызывать и у современников, и у потомков самый жгучий интерес.Новое издание мемуаров Вагнера – настоящее событие в культурной жизни России. Перевод 1911–1912 годов подвергнут новой редактуре и сверен с немецким оригиналом с максимальным исправлением всех недочетов и ошибок, а также снабжен подробным справочным аппаратом. Все это делает настоящий двухтомник интересным не только для любителей музыки, но даже для историков.

Рихард Вагнер

Музыка