Моя жизнь, 60–е и Джими Хендрикс глазами цыганки

Ни Ник, ни остальные мужчины на острове ничем не напоминали тех с ружьями, которых я встретила на Гавайях. Они могли всю ночь обсуждать, какого из оленей–самцов следует пристрелить, потому что в стаде были и очень старые, и больные. У них были ружья с оптическим прицелом и они часами сидели в засаде или бесшумно ползли в мокрой холодной глине, исследуя с какой стороны дует ветер, чтобы незаметно подкрасться к намеченной цели и сделать один единственный выстрел. Им было тошно от бесполезной амуниции.

Ник каждый день нырял с аквалангом, проверяя длинные линии корзин, в которых выращивались устрицы. Обычно он нырял вместе с японцами или с Тедом, который жил на соседнем острове. Но однажды мы вышли в море только вдвоём на небольшой гребной лодке с мотором. Он показал мне верёвочные сигналы и исчез в пучине, оставив меня одну замерзать в Атлантическом океане и не показав даже, как завести мотор, чтобы в случае беды, я могла бы доплыть до острова за помощью, если он, вдруг, не появится через три четверти часа. Я почувствовала, как верёвка дёрнулась в моих руках, не зная что там произошло (я моментально забыла всё, чему учил меня Ник), мне на ум стали приходить всякие истории про китов–убийц и о неожиданно надвигающихся шквалах, сдувающих тебя за секунду. Когда наконец, он вынырнул, он никак не мог понять, почему я в ярости на него набросилась.

Однажды мы вдвоём взяли лодку, чтобы отобедать с парой, живущей на соседнем острове. Мы засиделись позже обычного и уже стемнело, когда мы были на полпути к дому. Не было даже луны, которая указала бы нам путь и мы добирались по звёздам. Нас выручил наш гость, который с фонарём в руках, вышел на мол выкурить сигарету. Если бы мы отклонились хотя бы на несколько градусов, мы бы доплыли до Северного Полюса или разбились бы о скалы. Наше счастье, что море было спокойно этой ночью, а Ник хорошо ориентировался по звёздам.

В 1977 году мы решили пожениться. Это была ещё более скромная свадьба, по сравнению с моей первой, только мы и ещё одна пара, которые были нашими свидетелями. Через семь месяцев родился Джеймс. Ник был первым в моей жизни мужчиной, от которого я захотела иметь детей. Я чувствовала себя с ним полностью защищённой и знала, что он никогда меня не бросит. Я никого так прежде не любила, как его.

Я знаю, что родители Ника были несколько разочарованы, когда узнали, что он женился не на «леди». Они показались мне такими важными в тот день, когда Ник меня с ними познакомил. Он не предупредил меня, что именно может им понравиться. У них был большой усадебный дом в пригороде Честера, обставленный прелестными ближневосточными вещами, с роскошным садом и видом на лес. Я была потрясена, когда под колёсами захрустел гравий перед их крыльцом, и когда нам показали наши комнаты, отдельно ему, отдельно мне. Я была вся на нервах, когда пришло время спуститься к завтраку. Мне его мать показалась очень правильной хозяйкой дома, и я не знала, в чём именно заключались эти правила. Ник же никак не мог понять, почему я так волнуюсь. Я, должно быть, показалась им сначала простушкой, но однажды, когда мы с Ником уже были вместе два года, его мать, прогуливаясь со мной по саду, сказала, что они «очень волновались за меня, когда Ник привёл меня впервые в их дом, но они поменяли свое мнение обо мне, когда увидели какое благотворное влияние я оказала на их сына».

Его отец пригласил нас на церемонию посвящения в рыцари, которая должна была состояться в ратуше, и я была очень смущена, когда мы подошли к королеве и он представил меня ей. Я пожала ей руку, у меня отнялся язык и помутилось в голове. Всё, что я помню, это то, что я подумала, какого же она маленького роста.

Энджи

В те времена, когда мы с Ником только познакомились, Энджи жила с парнем по имени Терри де Хэвилланд, общественным сапожником, который был так великодушен, что берёг её очень тщательно. В 1973 году у них родился сын, Цезарь, год спустя Энджи ушла от Терри, сняла квартиру в Фулхаме и связалась с человеком, который торчал на героине. Соседи сообщили в Опекунский Совет, что ребёнок часто остаётся без присмотра, и городские власти настояли, чтобы Энджи отдала его в школу с продлённым днём.

Энджи дала им мой номер на случай, если они не дозвонятся до неё. Они звонили мне довольно часто и сообщали, что все дети уже ушли домой, а Цезарь всё ещё здесь и никто не знает, где Энджи. К этому времени у меня родился ещё один ребёнок, поэтому один из учителей приводил Цезаря ко мне домой сам, а моя задача была найти Энджи. Служащая из Опекунского Совета предупредила меня, что они будут вынуждены в этом случае взять заботу о ребёнке на себя.

Остальные члены семью Энджи эмигрировали в Австралию в город Перт, но поддерживали со мною связь. Они попросили меня прекратить давать Энджи деньги, справедливо предполагая, что она их тратит на героин. Для меня это стало проблемой, я не могла ей отказывать ни в чём. Пришлось лгать и говорить, что у нас сейчас у самих затруднительное положение с деньгами.