Моя звезда (СИ)

– Ага. Как я уже сказал, призраки — штука безобразно сентиментальная. Расстаться с жизнью, может, и легко, ежегодно тысячи горемык делают это даже добровольно, и я кстати не собираюсь их сейчас осуждать, житуха у некоторых и правда… вертел я такое счастье сама догадываешься на чём. Расстаться с памятью о жизни — тяжелее. С воспоминаниями о хорошем и плохом, с надеждами и разочарованиями, с любовью и ненавистью… практически невозможно. И это всё превращается в нечто, понимаешь, такое — груз не груз, мне не очень нравится это слово, слишком однозначное — с чем совершенно невозможно уйти дальше… Про это «дальше» меня не спрашивай, я о нём не знаю и знать не хочу, но из того, что я за свою долгую нежизнь слышал, я понял — это возможность воплотиться на свете вновь, или рай и ад, или даже великое ничто буддистов, все представления о посмертном будущем удивительным образом оказываются верными. Но для этого покойный должен отцепиться вот… от этого всего. От любимого дома, дурацких очков, свадебных фотографий, прокручивания в памяти, как неопознанный урод, которого так, кстати, и не поймали, втыкает тебе ножик в печень, от оставленных на этом свете родственников, совершенно не важно, льющих безутешные слёзы или пляшущих на могиле… Быть готовым оставить это всё и идти дальше. Ни один междумирец вот так прямо с ходу к этому не готов. Он с безобразным щёгольством таскает прижизненную физиономию и смертные повреждения, он с упоением кружит над своим хладным трупом, над своей зарастающей могилой, над руинами своего дома, он в лепёшку расшибётся, чтоб поподглядывать за жизнью правнуков, для которых он не более чем воняющий нафталином факт истории… Всё это превращает коридор, по которому покойники должны быстро и законопослушно шмыгать из пункта А в пункт Б, в полноценный такой дурдом. А в дурдоме необходимы санитары и главврач. Не можешь прекратить безобразие — так хоть возглавь его. Покойники, не смирившиеся с тем, что они покойники, или смирившиеся на словах, очень держатся за это вот подобие физической формы, за то, чтоб хлопать саваном и греметь костями, и за всё прочее, что они сентиментально притащили с собой из жизни — и поэтому для них выстраивают всю эту загробную бутафорию — столы, бумаги, штампы, двери и пороги, и более того — улицы с домами, крылечками и соседями, и более того, - он снова всосал в себя содержимое стакана, - еду, выпивку, прочее разное…

– Это создают для них, чтоб им типа… комфортно было?

Призрак развёл выглядящими несомненно материально руками — капля алкоголя вылетела из стакана, сверкающим солнечным кварком улетела через стол куда-то во тьму.

– Ну а что? В психушках свихнувшимся на потере детей мамашам дают кукол. Правильнее сказать, они все вместе это создают. Продуцируют в силу самого своего существования. Всё создаётся с помощью энергии, а уж этого дерьма там получается… Да, энергию можно отделить от себя и создать какую-нибудь фигню, - под его ладонью, зависшей над столом, соткалась бутылка, подобная стоящей поодаль, а в ней — корабль с парусами, качающийся на волнах разыгрывающегося шторма, а потом всё исчезло, как и не бывало, - в этом мире, конечно, она продержится недолго, только пока источник энергии рядом, а в том — переключается к другим источникам, к коллективному снабжению, точнее. Кто бы ни придумал нашу убогую географию — его с нами явно уже нет, а география, что интересно, есть. И энергией можно делиться, обмениваться. Угощать друг друга в призрачном баре призрачным пивом, приглашать соседа по призрачному дому на призрачный чай с призрачным кексом… иногда с последующим призрачным сексом. Будь я непроходимым занудой, я б тут прямо в разъяснения пустился, о видах всех этих взаимодействий энергий, но не, вот уж точно нахрен.

– И Канцелярия… руководит всем этим, в общем. Помогает пациентам наиграться, вылечиться и освободить их от своего общества. Понятно. Её сотрудниками становятся за какие-то особые заслуги?

Бывший, самое время вспомнить, сотрудник этой самой конторы пакостно расхохотался.

– Ну, можно и так сказать. Кого-то на это сподвигает жалость к этим несчастным, и эта жалость становится их якорем в Междумирье, у кого-то характер и жизненный опыт как раз для такой работёнки… всяко бывает.

Можно было многое спросить. Что сподвигло когда-то его самого (и за что его с этой работы мечты уволили, хотя вот это как раз можно представить), и рассказывала ли Джуно, как она умерла (то есть, причина чисто внешне очевидна, сопутствующие обстоятельства), но по крайней мере часть из этих вопросов будут… слишком бестактными? Может, хоть пригубить это пойло? Это же может должным образом развязать ей язык…

– Правильно ли предположить, что большинство обитателей Междумирья — молодые, скончавшиеся до срока, каким-то трагичным образом?