Моё чудовище

А если не ждать? Просто взять и уехать? Чтобы уж точно Бэлла осталась дома.

Нет, выглядит как-то не очень. Лучше он всё-таки дождётся, а потом предложит, если вопрос не решится без его участия.

И сколько, интересно, уже времени прошло?

Но Дымов даже посмотреть на часы не успел. Подъездная дверь содрогнулась, как от хорошего пинка, издав гулкий звук, потом распахнулась. Бэлла вылетела наружу, словно… словно разозлённая кошка. Только что шерсть не дыбом. Пнула столб, подпиравший козырёк подъезда, выругалась, и, похоже, не осознавая собственных действий, бездумно рванула куда-то наискосок через двор, даже не вспомнив о существовании Дымова.

Он торопливо выбрался из машины, окликнул её:

– Белка! Ты куда?

Она не услышала. Или нарочно пропустила мимо ушей.

Ну чего на этот-то раз у неё приключилось?

– Белка!

Он двинулся наперерез, но немного не рассчитал, не получилось оказаться на пути, преградить дорогу, только и удалось как раз нагнать сбоку, ухватить за локоть.

– Да что с тобой?

Бэлла резко повернула голову, с вызовом заявила:

– Я не как она.

Дымов недоуменно мотнул головой, поморщился.

– Не понял. Ты о чём?

– Я не такая, – судорожно выдохнув и раздув ноздри, ещё твёрже проговорила Бэлла.

Но яснее ничуть не стало.

– В смысле – не такая?

Она посмотрела яростно, будто он пытался ей возразить, выкрикнула зло:

– Я не такая. Понял? Не такая. – Потом уставилась на его пальцы на своём локте, тряхнула рукой. – Отпусти! Не трогай меня.

Конечно, Дымов не стал её удерживать, и Бэлла, даже до конца не развернувшись, тут же рванула дальше, по-прежнему не глядя, куда её несло. Ещё несколько шагов, и почти упёрлась бы в стену какого-то строения – электрической подстанции, гаража или хозяйственного склада. Или влетела бы в кучу строительного хлама, скопившегося рядом с ним.

Железяки, побитые кирпичи, доски – некоторые просто лежали на земле, некоторые стояли прислонённые к стене. А ещё торчала высокая металлическая бочка, покрытая облупившимися чешуйками грязно-коричневой краски, до которой оставалось буквально метра полтора.

– Да подожди ты! – опять окликнул Бэллу Дымов. – Скажи толком. – Нагнал её, но снова ухватить не решился, просто дотронулся, чтобы она не только услышала слова, но и ощутила, что он рядом. – Белка!

– Что? – она остановилась, развернулась слишком резко и так же резко повторила, почти проорала: – Что? – Сузила глаза, вперилась пронзительным взглядом в Дымова, спросила с каким-то особым отчаянием: – Вот почему… почему она так решила? Почему она всё время говорит, что я буду, как мать. Что всё повторяю за ней. И кончу так же. Я не такая. Не как она. Совсем.

Она сердито дёрнулась, подскочила к бочке, саданула по ней ногой, потом кулаком, повторяя упрямо и зло:

– Я не такая! Не как она! – Бочка отзывалась металлическим грохотом и гулким эхом, и Бэлла продолжала её долбить, по крышке по бокам, кулаками и ногами, выкрикивая: – Не такая! И никогда не буду! Я не стану такой! Никогда!

Дымов не выдержал:

– Белка, прекрати!

Подскочил к ней со спины, обхватил поперёк талии, оттащил от бочки. Далеко не получилось. Потому что почти сразу Бэлла принялась отчаянно вырываться – дёргалась, извивалась, молотила ногами. И орала, конечно:

– Отпусти! Чего тебе надо? Не трогай меня. Да пошёл ты! Отпусти!

И никак не хотела успокаиваться.

Да и понятно. С ним раньше тоже такое бывало, и не раз. Когда тебя рвёт на части, когда хочется всё ломать и крушить, не успокоишься просто усилием воли. Ведь если не выместишь злость и отчаяние на чём-то ещё, сломаешь и разрушишь себя – напьёшься, нарочно начнёшь нарываться, вляпаешься в историю, из которой, возможно, не получится выбраться.

И он разжал руки – отпустил.

Бэлла вырвалась, метнулась прочь, но не сбежала. Опять оказалась возле бочки, пнула изо всех сил. Та наконец не выдержала натиска, опрокинулась, покатилась громыхая, направленная новым пинком. Потом досталось доскам. Тем, что стояли, прислонённые к стене. Бэлла била по ним, расшвыривала в разные стороны и по-прежнему выкрикивала:

– Я не такая. Не как она. – Временами теряя голос, переходя на свистящий шёпот или захлёбываясь от душивших горло спазмов.

А Дымов просто стоял чуть поодаль и смотрел, стиснув зубы, сжав кулаки. Нестерпимо хотелось развернуться и уйти. Ну или хотя бы просто зажмуриться.

Как там говорят? «Сердце кровью обливается»?

Наверное, так и есть. Нечто подобное он сейчас и испытывал. Реально щемило в груди, когда видел и прекрасно понимал, что Белка сейчас ощущала. А он ничем не мог помочь, только переждать – пока она сама не успокоится, пока не выпустит наружу терзавшие её чувства.

Иногда это действительно нужно. И Дымову тоже хотелось – наподдать бочке, с размаху въехать кулаком в холодную несокрушимую стену. Или хотя бы запустить в неё кирпичом.