Моё настоящее имя. Истории с биографией

…Все складывалось прекрасно. Я убрала квартиру, как я обычно делаю перед отъездом, очень тщательно, с глубоко упрятанной мыслью, что, может, никогда сюда не вернусь и пусть дом будет в полном порядке. За полчаса до отъезда даже убрала на балконе какое-то давно копившееся свинство в виде окурков и прошлогодней палой листвы. Это не было запланировано, действие было совершено на нервной почве. На дорожку, которая обещала быть долгой, с ночевкой в Риме, тщательно собрала книжки для дорожного чтения: взяла “Прогулки с Пушкиным” Андрея Синявского, чудесную книжечку Марины Цветаевой “Где мой дом?” со стихами, прозой и письмами. И уже под конец, почувствовав, что этого мне на сутки может и не хватить, взяла маленький томик Геродота.

Путешествую я всегда налегке – зубная щетка, трусы и таблетки – и с легким рюкзаком, в приподнятом настроении путешественника отправилась в Шереметьево. Повезла меня Катя, которая сама имеет большой опыт путешествий, и по дороге рассказала мне, как она летела со старой и капризной мамой из Москвы в Португалию, где назначена была встреча с братом, который должен был прилететь туда из Цюриха, где работал типа в ООН… Но это была чужая история, и мало ли чего не бывает у других людей.

Катя довезла меня до Шереметьево, поставила машину на стоянку, хотя я и просила ее уезжать домой. Но она настояла на своем – проводить до паспортного контроля.

Шереметьево было на себя совсем не похоже – людей мало, если не считать небольшой очереди на паспортный контроль, и оказалось вдруг, что зал шереметьевский огромный, чего совершенно не видно, когда он полон муравьистыми людьми с чемоданами. Надо сказать, что все люди в масках, белых, черных, голубых – лиц не видно, снуют и толкают чемоданы.

Страшный сон. Вообще-то чувство сна – даже не очень страшного, но странного, – давно уже у меня в душе поселилось. И лица неразличимы, и дни неразличимы, и радуют только сильные грозы-дожди, которые выпадают почти каждый день. Это как бы в скобках и не относится именно к сегодняшнему приключению – природа побеждает город, в пустой Москве воздух стал заметно чище, свет сильнее, каждое дерево виднее. Ярче свет и тень, утро, ночь, день стали различимы, видно небо с самолетными растворяющимися на глазах разводами, видна жизнь липы, которая вся в плодах-орешках… ладно, улетаю-то я как раз от липы в одном окне, от клена в другом, от роскошной зеленой стены, которая в этом году особенно мощная в нашем писательском гетто…

Встала в очередь. Встретила Диму Крымова с женой Инной, которые стояли в соседней очереди на Ниццу. Стою, рассматриваю людей в масках. Впереди семья с тремя девочками, две младшие, близнецы, хорошенькие, а старшая, больная от рождения, дергается и трясет руками. Подхожу, начинают мои документы рассматривать – “пермессо” мое заканчивается в мае, и им неизвестно, что итальянцы продлили все эти “пермессо” до августа. На этот счет у меня бумаги нет и не было. Смотрят дальше – шенгенская моя виза, как выяснилось, закончилась. Я вообще-то ее рассматривала некоторое время тому назад и убедилась, что она до середины 21 года. Но рассматривала я, как выясняется, не шенгенскую, а британскую, которая с виду очень похожа. Милая девица говорит: а вы прямо сейчас быстренько возьмите билет на Лондон, а оттуда Рим, это просто… Это им просто, а мне совсем не просто. Главное, будь Алеша сейчас в Лондоне, никакого вопроса, но Алеша с семейством сейчас в Италии, и конкретнее, сегодня в Генуе, чтобы приехать ко мне завтра на ужин в родную деревню Коголето…

Беру я свой рюкзачок и бреду к Кате, которая ожидает торжественного момента моего перехода через границу, который не состоялся. И снова я в толпе людей в масках. И думаю: а у Геродота на краю земли живут собакоголовые люди, а на моем краю – маскоголовые. А если маски снять, неизвестно, что там…

Приехала домой. Квартира тщательно убрана, и даже балкон. Вытащила из рюкзака зубную щетку и Геродота. Отлично, думаю, вот самое время почитать античного автора.

Считать ворон…

Вчера утром подхожу к подъезду, около него толкутся голуби. Один с провисшим крылом. Инвалид. Бедняга – его первого кошки сожрут. Но на самом деле интересуют меня, конечно, не голуби, а вороны.

Их отдаленную жизнь я долго не замечала. Однажды заметила. Это была драматичная сцена: на тощее, еще зимнее дерево залез большой котенок, почти взрослый, и пытался слезть. Так бывает и с человеческими детьми, когда движение вверх опережает мысль о том, как с этой высоты потом спускаться. Это был, конечно, кошачий подросток, и он опасливо поворачивался на довольно тонких ветках, пытаясь спуститься.