Моё собачье дело

Я с достоинством выступила из чулана и обвела узкий коридор наигранно деловитым взглядом. За мной выкатилась сеструха, видно, посчитавшая, что быть со мной в открытом пространстве все же лучше, чем без меня в укромной черной дыре. Через открытую дверь в большую комнату я увидела затылок папы, замерший над спинкой кресла. Погруженный в праведную обиду, папа смотрел в окно, и даже сзади можно было отчетливо почувствовать, что он в какой-то степени наслаждается пребыванием в таком состоянии. За столь героический поступок и все перенесенные унижения и страдания все домочадцы, включая нас с сеструхой, пожизненно находились у него в долгу. Ну или хотя бы в течение следующих двух недель.

По прошествии первых душещипательных минут все в коридоре как-то слегка занервничали и закопошились. Никто не знал, что теперь стоило делать, даже мама.

— Их, наверное, надо помыть, а то весь дом провоняют, — в конце концов предложил Никуся.

Я была готова обидеться на такую дерзость, но воняли мы действительно. И если уж и я, собака, могла это почувствовать, то для несчастных людей с их чувствительными, избалованными носами запах должен был казаться совсем нестерпимым.

— Да уж, пожалуйста, — подтвердил папа мою догадку, не оборачиваясь. — А заодно и машину, и коридор, и чулан.

Тут я осознала, что стою в тепленькой лужице. И поняла, что наделала ее даже не сеструха, а снова же я. Я так растерялась от этого повторного позора, что просто стояла как вкопанная и таращилась на свое преступление.

— Ой, она напи… — начала было Сашка с каким-то неуместным восторгом, но мама быстро заткнула ей рот рукой.

— Ага, только мы сначала пойдем с ними погуляем, а то они уже наверняка хотят! — со старательной безмятежностью прокричала мама в сторону папиного затылка, нацепила на нас поводки и выволокла нас на улицу. Вообще-то я уже наверняка не хотела, но отказываться от прогулки не собиралась, чтобы не произвести впечатление зашуганной писающейся приютской психопатки. Но сеструха, видно, решила взять роль зашуганной на себя и накрепко припала к крыльцу. Весь ее вид, от носа до кончика хвоста, выражал, что она не сдвинется ни на сантиметр. Мама тем временем заталкивала сопротивляющегося Никусю обратно в дом.

— Да почему я-то снова? — кричал он шепотом и отбивался от маминых рук.

— Какое снова? Не стыдно? Когда ты в своей жизни полы мыл, можешь рассказать?

Я уловила слегка истерическую нотку в последних словах. Оказывается, даже мамины нервы были не железные и в какой-то момент могли вполне и сдать. По своему великому опыту я знала, что обычно это были как раз самые важные моменты, в которых человеческие нервы рвались или, скорее, лопались, как струны на скрипке, с отвратительным звуком, режущим уши. Я грозно ткнула сеструху в оцепенелый бок. До такого состояния никого не стоило доводить. Особенно в первый день и особенно маму, которая наконец-то победила в практически беззвучной борьбе с упрямым сыном и теперь на всякий случай облокотилась о дверь снаружи.

— Ну что ж, а теперь пойдем гулять, — пробормотала она с наигранной веселостью и спустилась с крыльца.

Сашка уже ждала, превратившись в сплошное радостное предвкушение прекрасного. Поединок мамы с братом она, похоже, даже не заметила.

— Падем, падем, падем! — заверещала она и с размаху захлопала в свои маленькие, но крепкие ладошки. — Дай мне! — скомандовала девчушка и требовательно вытянула пухленькую ручку.

Мама покачала головой.

— Нет, Александра, не в этот раз, хорошо?

Сашка вылупила свои и так круглые глаза. Ее ручка все еще витала в ожидании над поникшей сеструхиной головой.

— Дай мне, — повторила Сашка, строго понизив голос.

— Нет, нельзя, Саша, давай в следующий раз, когда они немного привыкнут, — вздохнула мама и начала подергивать поводок, на котором была привязана сеструха.

— Дай мне! — взвизгнула Сашка с уже сдвинутыми бровками и посжимала несколько раз ладошку в кулачок. — Дай!

— О, давай я тебе дам велосипед! — бодро предложила мама после краткого раздумья. — Хочешь велосипед?

Сашка энергично мотнула головой, отчего запрыгали ее пружинистые кудряшки.

— Нет! Дай бабачку!

Мама снова вздохнула и закатила глаза.

— Нет, Саша, не могу дать тебе собачку, прости.

Мама сделала пару шагов к калитке, делая вид, что и я, и сеструха покорно следуем за ней, хотя сеструху пришлось с немалыми усилиями проволочь брюхом по земле. Саша опустила ручку и голову и издала протяжный стон. Вдруг снова открылась входная дверь и появился Никуся с брезгливым и кислым выражением лица.

— Вы все еще здесь? — удивился он, подошел к маме и взял у нее один поводок.

Мама не возражала. Она просто молча переводила взгляд от одного ребенка к другому, от одной собаки ко второй. В ее меняющемся выражении лица чуялось нечто нехорошее, что надо было пресечь на корню. Я завиляла хвостом и всем своим видом начала показывать, что безумно хочу идти гулять и что при этом буду вести себя совершенно образцово-показательно. Даже сеструха соизволила оторваться немного от земли и на полусогнутых ногах прокралась к калитке.