Моё солнечное наваждение

Буря, которая поднималась внутри, грозила разорвать черепную коробку, вырвать сердце, располосовать душу. Герман готов был биться головой о стену, звонить в полицию, МЧС, поднимать связи — законопослушные и криминальные. Что угодно, лишь бы разобраться в ситуации. И, конечно, найти Ярину, где бы она ни находилась, что бы в голову ей ни взбрело.

В отчаянии он позвонил Нине, хотя и сказал себе тысячу раз, что не стоит этого делать.

— Нет, не знаю, где Ярина… — растерянно пробормотала Нина в ответ на прямой вопрос Германа. — Машину она не вызывала, я бы знала, — добавила она очевидное: если бы Ярина брала водителя Нины Глубокой, та бы об этом знала.

— Чёрт… — На самом деле Герман выругался иначе, чего сам не заметил. Попросту не сдержался. Нервы окончательно сдали.

— Послушай, не понимаю, чему ты удивляешься, — прошептала Нина в трубку. — Ты решил поиграть в любовь с девятнадцатилетней девочкой. Ты ожидал серьёзных отношений? О наследственности ты подумал?

— О какой, нахер, наследственности?! — не выдержал Герман, повысил голос. Он же не детей собрался рожать с Яриной, во всяком случае, прямо сейчас!

— Она дочь своего отца, — глухо проговорила Нина. — Человека, изменившего своей семье. — Прозвучало это так, будто Глубокий изменил присяге. — Дочь женщины, не постеснявшейся родить от женатого!

— Тогда и у меня наследственность паршивая, — выдохнул в раздражении Герман.

Их истории с Яриной удивительно перекликались, с той лишь разницей, что Германа отец не признал и уже точно не признает, сейчас он сам не позволит этого. В жизни Маркова был человек, которого тот считал отцом, и это точно не Мясников.

— Да, — спокойно заявила Нина. — Наверное, поэтому ты связался с Яриной, когда вокруг полно женщин, готовых дать тебе больше, чем… — Тут Нина осеклась, помолчала, потом продолжила: — Сынок, я, правда, не знаю, где Ярина. Она вполне может оплатить услуги частного водителя на любом автомобиле, но, скорей всего, уехала со своим одноклассником Елисеем. Помнишь этого мальчика? Я поищу его номер.

Герман, не прощаясь, положил трубку. Скрипнул в бешенстве зубами. Отлично! Просто чудесно! Вос-хи-ти-тель-но! Ситуация катилась в задницу по наклонной плоскости на полной скорости, утрамбовывалась сомнениями, как снежной лавиной, заставляла морщиться от головной боли и нестерпимого желания пригубить горячительного. Наследственность?

Он бесцельно покружил по городу, вернулся домой, упал на диван перед телевизором и стал ждать, как служебный пёс поощрения за хорошо проделанную работу. Несколько раз звонила Нина, ближе к ночи предложила всё-таки обратиться к специально обученным людям, благо знакомых хватало. Герман отказался, решил взять паузу. Ярина не просто пропала, она укатила на машине представительского класса с водителем, а значит, точно знала, что делала. Вернётся как минимум за вещами. Ведь, смешно сказать, наследница Глубокого за рациональное использование ресурсов. Шеринговую экономику.

Ближе к ночи, как и предполагал Герман, щёлкнул замок входной двери. Он поднялся на одеревеневшие ноги, только в просторной прихожей сообразил, что до сих пор не переоделся, так и стоял в костюме, с криво болтающимся галстуком на груди.

Ярина сделала шаг вперёд, уставилась на Германа. Взъерошенная, бледная, с потёками туши на лице, красным, растёртым носом. Кажется, похудевшая ещё сильнее с утра, когда они виделись последний раз. Да осталось ли в ней хотя бы сорок килограмм?!

— Что? — Тут же подскочил Герман, окутал свою девочку объятиями. Что бы не произошло — это совершенно точно ни было хорошим.

— Бабушка умерла, — всхлипнула Ярина и вдруг завыла: страшно, протяжно, жутко настолько, что Герману опалило морозом спину.

Всё, что успел — это подхватить худенькую фигурку, прижать к себе, отнести в спальню, где позволил выплакивать своё горе почти до самого утра. И слушал, слушал, слушал…

Как баба Тося — так Ярина называла прабабушку Антонину — ездила с ней на подъёмнике высоко-высоко, как тогда казалось маленькой девочке, в горы. Сейчас-то она понимает, что высота была совсем небольшая, а дошколёнком страшно волновалась. Как пекла пироги по воскресеньям, покупала банты и заколки, приговаривая, что косы — главное девичье украшение, и как потом эти косы Ярина обрезала — вши завелись ещё в приёмнике-распределителе перед детским домом.

Как покупала наряды в школу и на праздники, как учила с внучкой стихи и скороговорки, как пела на ночь и рассказывала сказки. Как любила её — маленькую Яру, — и как обрадовалась, когда увидела внучку после двух лет разлуки. Как стремительно теряла память, заговаривалась и вот… умерла. Умерла! Родные люди не должны умирать, они обязаны жить вечно!