– Дело вроде раскрытое, а считай, что темное, мутное. Уж и так и так мы тогда прикидывали. И мобильники нам не помогли – это сейчас все с них считывают, все шаги и жертв, и подозреваемых, а тогда – увы. Мобильник только у Полины имелся, у Аглаи нет, не купила ей мать. Остатки его сгоревшие мы на полу нашли. А расшифровку звонков у оператора тогда еще не освоили. Да и связь в Чурилове была допотопная. Одно нам сразу прояснилось с подачи экспертов – первой убили бедняжку Аглаю. Труп ее лежал у входной двери. Может, именно она впустила кого-то в дом, потому что дверь никто не взламывал. А уж дальше какая мясорубка пошла с топором и веревками, когда он… или она с пьяной Полиной дрался и к стулу ее привязывал – один черт знает.
Опер сам себе противоречил и не замечал. Потому что, бубня о «мясорубке», он словно позабыл об одной из главных улик – бутылках из-под шампанского.
Когда они отъезжали, Катя в окно внедорожника заметила, как их собеседник, несмотря на осоловелость, извлек из кармана штанов мобильный и кому-то сразу позвонил.
– До Кашина всего одиннадцать километров, – сообщил Кате Гектор, глядя в навигатор. – Как много интересного нам поведали о тромбонисте! Не зря мы с вами такой долгий путь проделали.
– Вы с самого начала, как Зарецкий, он же Пяткин, появился на дороге перед нами ночью, предполагали, что он
– Сгоняем сейчас в Кашин, в больницу, а? – спросил Гектор. Он был словно в лихорадке. Катя, сама заинтригованная, в тот момент списала все на азарт поиска. – Конечно, поздно уже, но его могут завтра выписать. И тогда придется в Люберцах его искать. Мне не терпится с ним сейчас потолковать про чуриловские дела – в реале, а не в тумане его ночных истерик.
– По-вашему, он нам врал, когда уверял, что ничего не помнит? О городе, где чуть не утонул в обвалившемся колодце!
– Я не знаю. На лжеца он не похож. И выражался он не совсем так. Он утверждал, будто
– Серьезно?
– Нет. Да. Нет. То есть, наверное, истина где-то рядом. – Гектор широко улыбался Кате и гнал «Гелендваген».
Катя взяла его за запястье, глянула на наручные часы – сколько осталось до инъекций? Достаточно времени еще. И Гектор при ее прикосновении мгновенно затих. Выражение лица его изменилось.
– О мальчике-калеке на одной ноге в Чурилове не забыли, несмотря на провалы в памяти у некоторых полицейских. – Катя сразу благоразумно поменяла тему: – Возможно, и Гарифе Медозовой он знаком, только она не успела нам об этом сказать. Но мы к ней еще вернемся, Гек. К ней много вопросов без ответов. Но все же, все же, все же…
– Что? – Гектор внимательно посмотрел на Катю.
– Слишком много времени прошло, чтобы мы с вами абсолютно точно могли воссоздать все события того августа. И дело даже не во вранье, хотя и с ложью мы наверняка столкнемся, но… пятнадцать лет стирают все грани. Нам расскажут одно в искренней уверенности, что все именно так тогда и было. А на самом деле ход событий иной. Проверить документально невозможно, потому что уголовное дело сгинуло – все первичные свидетельские показания, допросы, рапорты… У Крайновых нет родственников, не осталось семейного архива, даже фотографий сестер прижизненных мы не видели. Какими они были внешне… Сейчас свидетели того дела вспомнят какие-то обрывки… Кто-то забудет важные факты. Что-то всплывет, но другое не прояснится уже никогда. Я и нашего тромбониста имею в виду. Ребенком столько пережил. Такие страдания выпали на его долю… И в довесок в его зонт еще молния ударила!
– Но он видел убийство Полины и Аглаи Крайновых воочию. И пожар, – подвел итог Гектор. – Я как про веревки, ходики и желтые обои тогда услышал от него, это сразу меня насторожило. Не выдумывают подобного. Слишком банально, не живописно для фантазий и видений. Если бы он не был одноногий калека, я бы дальше в своих выводах двигался насчет убийства и Жени Пяткина…
– Каких выводов?