– Что он сам причастен. Он же там был, понимаете? А это многое значит. Но его возраст малый… Хотя и подростки убивают. Нет, самое главное – его физическое состояние, он не справился бы с двумя старшими девицами. Никак. У него протез. Он без ноги на протезе неустойчив. От малейшего толчка, не говоря уж об ударах при сопротивлении, упадет. И целая проблема ему с протезом подняться с земли. Я калек в госпиталях повидал, Катя. Взрослые беспомощны порой. А он был пацан. Не мог он физически напасть на двух человек – молодых, сильных девчонок. Не сумел бы справиться даже с одной Полиной, привязать ее к стулу. Нереально для него.
– Согласна. – Катя вздохнула. – Почему, интересно, он не остался в Чурилове у своего родственника? Выходит, Пяткин-старший тогда от идеи усыновления отказался? А по какой причине?
В эту минуту у Гектора проснулся мобильный – пришло сообщение. Он прочел.
– Новости – зашибись! – Гектор обернулся к Кате. – Не по Чурилову, а по Кашину. Пробил я там одну штуку.
– Какую штуку? – Катя снова была заинтригована.
– По усопшему начальнику УВД Карапету Варданяну.
Катя подумала: про Варданяна все уже, кажется, забыли. Но только не Гектор.
– Тачка его, «Лексус», в которую на перекрестке фура въехала, стоит без малого шесть лимонов. – Гектор усмехнулся. – Сельский мент, полковник из Кашина, а на таком дорогом моторе разъезжал. Я
Катя слушала. Любопытно, конечно, но Варданян вот уже вторую неделю как покойник. И гроб его на самолете улетел в Ереван.
– Карррапет мой бедный, отчего ты бледный? Я сегодня бледный, потому что бедный! – пропел Гектор, сильно грассируя и картавя, голосом Александра Вертинского. – Нехилый мужичок был начальник Кашинского УВД – родню золотую имел. Но сам… сам жил как простой трудяга на съемной хате! Гречкой питался. Ладно, примем к сведению, да? И со временем дадим оценку.
В кашинской больнице, когда они ее достигли, уже закончился ужин для пациентов, и в терапии некоторые больные укладывались спать. Гектор, пустив в ход все свое обаяние, начал уламывать нянечку и медсестру, вставших грудью, упрашивая умильно и одновременно ласково грозя:
– Вы что же, препятствовать намерены представителям правоохранительных органов в доступе к важному свидетелю? Не пререкаться! Ай-яй, как нехорошо, это ж чревато… Тихо, тихо, не пререкаться! Не отморозки к вам на ночь глядя ломятся в терапию, не бандиты, а
Озаряя ошарашенную пожилую медсестру несравненной улыбкой в стиле Джерарда Батлера, Гектор распахнул дверь ординаторской, оставил на пороге как сторожа места Катю (она махнула рукой на его больничную самодеятельность и не вмешивалась в препирательства) и вместе с медсестрой, полуобнимая ее за необъятно широкую талию, направился за тромбонистом в палату.
Вернулся вместе с Зарецким. Тот, закутанный в розовое байковое одеяло, сильно хромал. Но выглядел гораздо лучше. Гектор захлопнул дверь ординаторской, скинул пиджак и прислонился к двери спиной.
– Что-то жарко мне. Вечер какой душный. Окно бы открыть. Да простудить тебя, Женя, снова боюсь. Как чувствуешь себя?
– Нормально. Завтра выписывают наконец. Я мечтаю отсюда выбраться – не больница, а мрак. Сегодня двух тараканов в туалете убил. Чуть не грохнулся – поскользнулся с протезом на мокрой плитке, пока с этой нечистью сражался. Не выношу насекомых! А почему вы так поздно вечером? – Тромбонист Зарецкий взирал удивленно на взволнованного взмокшего от испарины Гектора. – Что-то случилось?
– Мы сюда к тебе, Женя, прямиком из Чурилова. – Гектор наклонился к нему с высоты своего роста. – Знакомый городок тебе?
– Да. – Тромбонист Зарецкий после секунды молчания кивнул и опустился на банкетку из клеенки. – Я так и знал. Вы же из полиции, хотя и не сказали мне сразу. Мне врачи сообщили. В общем-то, я вас ждал.
– Зачем ты твердил, что вообще ничего не знаешь, в нашу прошлую беседу? А убийство твоих знакомых из детства, сестер Полины и Аглаи Крайновых в Чурилове?