Моисей: сквозь время

Лем нашел строки, которые, судя по всему, были написаны на Земном немецком языке. Он раскрыл страничку фанатов грубой немецкой лирики, и перед его глазами рассыпались сотни неизвестных слов, сложенных в рифму. Рубленный, строгий текст рычал и гавкал на читателя, обрываясь безумными окончаниями сухих согласных. Благодаря встроенному в Симу переводчику Лем нашел такие стихи, как "Свободное пламя" и "Сердце в огне". Он ничего не понял. Разумеется! Нужно быть Землянином, чтобы понять.

"Человек горит" оказалось строкой из текста под общим названием "Утрамбованные камни". Лем прослушал прилагаемую к стихам аудиодорожку. Грубо и предельно ритмично неслась музыка, словно судьбы музыкантов были избиты и изогнуты, утрамбованы и захоронены под грудой неподъемных камней. И всё что оставалось – издавать истошные звуки в надежде, что хоть кто–то сумеет понять эту старую, старую боль.

Позывные таинственного хакера объединяло одно – они все горели. Инстинктивная боязнь всего живого перед огнём, выработанная многомиллионной эволюцией у человека приобрела специфическую форму фетиша. То, что должно пугать, вызывать ужас, некоторых людей притягивает с необъяснимой силой. Этот парадокс снедал немецкого поэта и коснулся неизвестного борца с системой Моисея. Хакер талантом к сочинительству не обладал, но зато его страсть нашла выход, выражавшийся в прослушивании горящей музыки.

Лем отыскал строку с переменчивым паролем. Слово рассеивались дымом над фотографией шести мужчин, загримированных под пылающую огнем сталь.

"Огонь любит меня".

Инспектор зашел в несколько невзрачных чатов, в которых в обычное время ведутся пустые беседы неуверенных в себе собеседников, скрывающих подлинные имена и лица, и избегающих личных встреч. Лем отправил свой позывной, надеясь, что ответ не заставит себя долго ждать.

Глава 20

Аркадия Черчель лежала на жесткой кушетке. Невидящий взор её устремлялся сквозь бесцветный металлический потолок, прочь от гнетущей реальности, к звёздам, к несбыточным фантазиям, к любимому.

Инспектор поставил на стол поднос с ароматными булочками и пряным травяным чаем. Он не спеша потягивал горячий напиток, молчал и лишь изредка поглядывал на женщину. Сухая и совершенно некрасивая. Она лежала раскинув костлявые руки, медленно втягивала воздух плоской грудью. Уголки её рта изогнулись так, будто пытались дотянуться до горла и вскрыть артерию. Из распахнутых остекленевших глаз сбегали струйки горечи.

Или это горе убило в ней женскую красоту?

Какой была Аркадия, когда любящие глаза взирали живым и горячим взором? За что полюбил эту женщину Джон Ли? Что может испытывать человек, навсегда утративший любимого? Навсегда… Вселенская боль ложиться на грудь такого человека. Осознание бессчетной вечности и скоротечности всего живого. Всё умирает. Все умирают. И горько от того, что ничего уже не будет как прежде, никогда больше не увидеть любимых глаз, не услышать голос, не ощутить прикосновение. Лем почти ощущал эту боль, но не мог её понять.

Аркадия поднялась с постели, поправила растрепанные волосы, вытерла слезы рукавом и села напротив Инспектора. Она бесчувственно кусала сдобу, продолжая глядеть куда–то в пропасть своего сгоревшего сознания.

– Каково это, взаимно любить друг друга? – Спросил её Лем.

Женщина посмотрела на Инспектора. На мгновение в её глазах вспыхнула целая Вселенная. Это были взрывы миллиарда звезд, горящих в столкнувшихся галактиках. И тут же всё погасло, и осталось одно лишь безжизненное пепелище.

– Это роскошь.

– Которая доступна далеко не многим. Так каково же это?

– Волнительно. Восхитительно. Обжигающе. Это больно. Но это боль от глубокого ощущения счастья.

– Это так же всего лишь химические реакции в мозгу.

– Да, но ради этой химии стоит жить.

– А всё остальное?

– Приложения. Порой вовсе ненужные.

– А порой без них не выжить. Аркадия, вы правда боялись Анри Бюжо так сильно, что не посмели прийти ко мне и рассказать об убийстве?

Женщина отложила недоеденную булочку. Она прижала ладони к лицу, посидела так немного. Тяжело вздохнув, произнесла:

– Это ничего не вернуло бы. К тому же, велика вероятность того, что до правды вы не докопались бы, во всем обвинив меня.

– Что произошло тем вечером?

– К чему это знать? Всё кончилось.

– Я был бы признателен вам, Аркадия. Есть вопросы, которые до сих пор остались без ответа.

Женщина снова вздохнула.

– Иногда я брала ночные смены. В лабораториях почти никого не бывает, а значит, шанс, что кто–нибудь заметит Джона почти нулевой. И целую ночь мы проводили вместе. Это и много и мало одновременно. Анри всё о нас знал. Джон доверял ему. И вот, оказалось, что зря. – Аркадия тяжело вздохнула. – После того, как нам отказали, Джони не мог успокоиться. Он не верил. Как будто знал о чем–то. И потом выяснилось, что результат был подделан. Джон говорил, что Анри замешан. Я понятия не имею, почему?! Но это было правдой. Джон пообещал, что доложит капитану о том, что происходит на корабле. О заговорах, о выходке Анри.

– О каких заговорах идет речь?