Моисей. Тайна 11-й заповеди Исхода

– Мой отец хотел, чтобы я стал египтянином, потому что доля египтян казалась ему лучше, чем доля евреев. Я верил отцу своему и старался следовать его заветам, но потом понял, что кошке невозможно стать уткой, так и еврею невозможно стать египтянином. Как ни старайся, какие усилия ни прилагай, все равно для египтян ты останешься чужаком.

Отец был лекарем, и вся египетская знать лечилась у него. Но вспоминали о нем только тогда, когда в нем возникала нужда. На пиры его египтяне не приглашали и равным себе не считали. Нафан понимал, почему так происходило, и удивлялся тому, что этого не понимает отец. Мало носить египетское имя, одеваться, как египтянин, вести себя, как египтянин… Надо еще и молиться египетским богам. Только так можно стать своим среди египтян, ведь их боги и все, что с ними связано, играют огромную роль в их жизни. Для каждой профессии есть свой бог, для каждого случая есть свой бог, для каждой потребности есть свой бог, у каждого города, у каждого места есть свой бог-покровитель. Отец притворялся египтянином, нет, не притворялся, а хотел стать египтянином, но не почитал их богов, а следовательно, не пользовался расположением многочисленных и весьма влиятельных жрецов. О, если бы жрецы благоволили отцу, то жизнь его могла бы сложиться иначе. Одного лекарского умения мало, пусть даже это умение и таково, что египтяне говорили: «Никто не может вернуть человека от Анубиса, кроме Потифара»

Отец умел лечить любую болезнь, будь то чахотка, лихорадка, короста, чесотка, оцепенение сердца, боль в животе, почечуй, проказа, водянка, расслабление членов, язвы или гноящиеся раны… Только безумие, проказа и слепота были неподвластны ему, но все знают, что эти болезни неизлечимы – они насылаются свыше за какие-то прегрешения, и ни один лекарь не в силах справиться с ними.

Умер отец рано, когда Нафану не исполнилось и двадцати лет. Побывал у очередного пациента, главного сборщика податей, только что вернувшегося из поездки в южные области, и заразился от него лихорадкой. Домой приехал еще в своем уме, но к полуночи впал в беспамятство, а к полудню умер. Примечательно, что главный сборщик податей быстро выздоровел. Нафан подозревал, что то была не простая лихорадка, а проклятье жгучей смерти, перешедшее с пациента на отца и с ним же похороненное.

Сам Нафан к тому времени уже был сведущ в лекарском искусстве (отец не любил, когда его дело называли ремеслом, ставя, таким образом, лекарей на одну ступень с гончарами и кожевниками). Он был сведущ настолько, что сумел не только удержать при себе большую часть отцовских пациентов, но и существенно приумножить их число.

Отец был умен, но не понимал многого из того, что бросалось в глаза. Или просто не хотел понимать? Подобно всем лекарям, время от времени он терпел неудачи, но опрометчиво считал их следствием каких-то собственных оплошностей. Нафан не совершал подобных ошибок. Если кто-то из его пациентов умирал (нечасто, но случалось такое), он разводил руками, вздыхал, выражая свою скорбь и говорил: «Увы, я бессилен против Анубиса. Если он забирает, я не могу не отдать». Родственники умершего вздыхали и начинали готовиться к прощанию с умершим. Никто не упрекал Нафана и не хулил его умения, потому что понимали – перед Анубисом бессильны все, даже фараон смертен, хотя принято считать обратное.

Правильное поведение вкупе с регулярными посещениями храмов Ра, Анубиса, Исиды и Тота (не поклоняющийся богу мудрости никогда не станет мудрым в глазах египтян, ибо мудростью наделяет Тот и никто более) помогли Нафану возвыситься. Сам фараон Мернептах услышал о нем и сделал своим придворным лекарем.

С Мернептахом вышло удачно. Став фараоном, он приказал отравить трех лекарей, пользовавших его престарелого отца Рамсеса II, и жреца Изиды, снабжавшего покойного фараона настоями, дарующими бодрость. Повеление было тайным, но, тем не менее, о нем знали все придворные и объясняли так: «Новый фараон (молодым шестидесятилетнего Мернептаха назвать было нельзя) затаил злобу на тех, кто слишком усердно продлевал срок правления его отца». Мернептаха можно было понять – ждешь, ждешь, ждешь, а отец все никак не уступает тебе трон, и начинает казаться, что правление Рамсеса II поистине будет вечным. Жизненные соки наследника давно перебродили, молодость с ее рвением осталась позади, да и зрелые годы уже близки к концу, скоро придет старость, а отец все сидит и сидит на своем троне. Как тут не иметь зла на тех, кто продлевает его жизнь?

Расправившись с лекарями, Мернептах оказался в затруднительном положении. Сразу после убийства высокопоставленного жреца он побоялся приближать к себе лекарей из числа жрецов, опасаясь, что они могут отомстить ему за смерть своего собрата. Среди лекарей, не входивших в число жрецов, самым искусным был Нафан, так что выбор фараона пал на него закономерно.