Мокрая вода

– Пока абажём! – сказал Геныч. – Поэтапно! В кайф, как и в жизнь, надо входить постепенно.

– Оригинальный тост – за встречу! – предложил он.

– Ой! – всплеснула руками Люся. – Сегодня же Сретенье! Зима с весной встречаются!

– Ну, вот и встренулись! – многозначительно сказал Геныч. – Чтобы больше не расставаться.

– Романс! – объявил Виктор со сцены. – Всего две строфы.

Я вас – почти не знаю,
И будто знаю вечность.
Вы самая земная
Из всех небесных муз.
И нас соединяет
Лишь странная беспечность,
И только небо знает,
Как хрупок наш союз…

Тишина воцарилась в зале. Необыкновенно было тихо, и такая же грусть возникала в душе у Боба. Его словно и не было здесь. Слова романса были правдивыми, про него были эти слова и про Нину в соседнем зале, и он с тревогой и волнением думал о ней.

Какое у неё лицо удивительное, нездешнее. Французское. Жанна дАрк! Точно! Инна Чурикова в фильме «Начало». Молодая, талантливая, любимая! Тот же высокий, открытый, ясный лоб, глаза. Обаяние. Нет – очарование.

Он оглянулся по сторонам.

– Лица – круглые, как тарелки. Раскраснелись от выпитого. Лица случайных прохожих. Галдят, как на птичьем базаре.

– Ты чего такой смурной? – спросил Геныч. – Али водка несвежая?

Боб молча посмотрел на него, ничего не ответил, но Геныч уловил смену настроения и понял, что трогать его сейчас не надо. И предложил, как больному, лекарство – универсальное:

– Может, водочки? Враз полегшает!

Боб согласно кивнул, выпил, маслинку пожевал. Он заметил, что, когда приоткрывается штора, видна дверь в малый зал. Подумал, что Нина может уйти.

Его расстроила эта мысль.

– Столько искал, нашёл, и – опять догонялки?!

Но что-то мешало ему встать и пройти в малый зал. Гордость? Нет! Он не хотел быть назойливым, но и боялся, что ему ответят отказом. А так – ещё есть хоть призрачный, но шанс.

Он невнимательно слушал песни, включался изредка в происходящее, отмечал про себя строчки, слова, мелодию. Они шли фоном к его мыслям. Однако он понимал и оценивал песни, потому что они были ему близки сейчас, его переживаниям, он был на этой волне.

Все начинается с любви,
И Бог, и жизнь, и даже смерть,
Вокруг одной её оси
Летит земная круговерть…

Он напряжённо следил за белой дверью, ужасаясь мысли, что пропустит самое главное – её уход.

Он встал, вышел в коридор, подошёл к гардеробщику.

– Извините, пожалуйста, – окажите мне любезность. – Полез в карман, достал деньги, не глядя протянул верхнюю купюру – пятьсот рублей. – Вы бы не могли пригласить даму… девушку, которая была с нами за одним столиком в малом зале? В очках. Глаза карие, короткая стрижка. Пригласить за наш столик, сюда – в большой зал.

– Что вы мне деньги даёте?

– Возьмите ещё, – Боб протянул ему пригоршню – если мало. Сколько надо, столько и возьмите.

– Как киллеру, даёте – непотребно много! – Возмутился гардеробщик. – Я и так могу сходить, необязательно же переводить всё на деньги.

Он скрылся за дверью. Из большого зала вышел мужчина с номерком.

– Сейчас гардеробщик подойдёт, – сказал Боб, оказывая встречную любезность.

– Не хотят! – вернулся гардеробщик хмуро. – Зря гоняли.

– Там – в свитере, короткая стрижка такая, – забормотал Боб.

– Ну да! Я же помню, вы мне объяснили – короткая стрижка. Я же не тупой!

Боб стоял в узком проходе и всем мешал.

– Значит, она меня отвергла! Не зря я боялся, оттягивал эту минуту.

Тоска нахлынула на него, безразличие, разочарование и пустота.

* * *

Концерт закончился. Его толкали со всех сторон. Вышли Геныч, Люся, Света.

– Я сейчас, – решительно сказал Боб, – вы меня не ждите! Геныч, отойдём на минутку.

– Ну, что случилось? – спросил Геныч. – Какая муха тебя укусила?

– Ключ дай от Сокольников, – потребовал Боб.

– Ну, ты – метеор! Когда успел? – Геныч полез в карман брюк. – Держи. – Протянул Бобу два ключа на брелке с попугаем. Люся и Света с укоризной смотрели со стороны на эти приготовления.

Боб повернулся к ним спиной.

– Спасибо, брат, – сказал Боб, и ему стало всё равно, что подумают Люся и Света.

– Ты позвони! Как там, что. Москва – город не простой! – строго сказал Геныч. – Эдичку зря не беспокой, а то он в стрессе все перья с себя общиплет. На фига мне такой стриптиз?

Боб не дослушал. Он рванул на себя дверь и вошёл в малый зал.

– Зал-зла-зола-Нина-крестовина, – вертелось в голове лихорадочно, не складывалось.

Сцена была заполнена людьми. Сидели в кружок, пели. За столами оставалось несколько человек. Нина и Галя были на прежнем месте. На блюдце – ворох шелухи от орешков, растерзанное, освежёванное тельце шоколадки.

Боб обрадовался, искренне засмеялся.

– Что, соскучились? Так громко радуетесь! – спросила Галина.