Мокрый не боится дождя

— Мне потребуются иллюстрации.

Недоумение, казалось, ещё более стягивает кожу на лицах.

— Короче, нужна пара-другая фотографий.

Хозяева вздыхают с облегчением. Олечкина просьба оказалась необременительной.

Захлопали дверцы серванта, где громоздились альбомы всех размеров и расцветок. Куда подевалась нервозность предъотъездных сбров? Выражение лиц Краснянских смягчилось, на щеках выступил робкий румянец.

Иосиф Краснянский усаживается на диван. В какую-то минуту Садовому показалось: перед ним не старик с худыми, плотно сжатыми коленками, а понятливый, послушный ребёнок.

Владимир Николаевич со стороны наблюдает за церемониалом рассматривания фотокарточек — так, на старый манер, старички именовали содержимое альбомов.

Начинают с чёрно-белых снимков. Трофейным аппаратом «Leica» запечатлены не только Краснянские и их родственники, но и достопримечательности украинской столицы. Правда, с наступлением эпохи капитализма последние стали убывать, как шагреневая кожа. Печальную их участь разделил Сенной рынок. Но благодаря всё тому же немецкому фотоаппарату, сохранилось изображение его здания с примечательным чугунным литьём. На Сенном отец Владимира Николаевича приобрёл жене подарок — швейную машинку, которая до сих пор стояла в родительской квартире. В детстве машинка казалась ему согбенной старушкой, облачённой в чёрно-коричневое одеяние, но именно она стала первым механизмом, который освоил маленький Вова.

Погружённый в воспоминания, профессор не заметил, как альбом в очередной раз перелистнули. Судя по новому развороту, немецкий трофей был отправлен в отставку. На смену пришёл советский «Зенит». Снова замелькали местные красоты. Ох, как прав был Михаил Афанасьевич! «Нет на свете прекраснее города, чем Киев!»

Вот Андреевский спуск. Музей под открытым небом. В битве за него принимала участие Ольга. Тогда застройщикам пришлось отступить.

Рука в старческой гречке осторожно переворачивает следующую страницу. Судя по ярким краскам, «Зенит» уступил место «Кодаку».

— Представьте, Олечка, наш старший сын опубликовал в Германии книгу! — доверительно прошептал Иосиф Львович.

— И как она называется?

— Ясочка, как название Лёничкиного романа?

«Ясочка» приподнимает остренький подбородок, словно ища ответа на потолке, а через считанные секунды бодро отчитывается:

— «Как навсегда уехать из СССР».

— Все навсегда уехали, — подал голос Садовой. — Никто там не остался. Только вот Советский Союз остался в нас. В ком-то щемящим чувством ностальгии, а в ком-то…

Крохотные иголки вонзились в профессорскую лодыжку. Садовой поднялся, чтобы размяться. Дойдя до окна — повернул к диванчику. Как раз в тот момент, когда Ольга делала свой последний выбор — судя по всему, на втором десятилетии 21 века. В пользу этого свидетельствовали импозантные, а временами откровенно вызывающие наряды выпускников бывшей школы № 84. Внезапно Садовой выхватил из общего ряда девчачье лицо. Девушка на снимке выглядела, что называется, без прикрас, без позы. Так бывает, когда человек захвачен объективом врасплох и не успел выбрать ни ракурса, ни выражения…

Впрочем, какое это имело значение, если на нём была запечатлена Рита — аниматор отеля «Парадиз»?

МОСКВА,КАЗАНСКИЙ ВОКЗАЛ — ПОЕЗД «МОСКВА-ШУИСТ»

— Паша, а может, оно и к лучшему?

— Может быть…

Казалось, серое разочарование сочилось из всех Пашиных пор. Блестяще задуманная операция по розыску координат коллекционера и встреча с ним завершились пшиком.

Костик, возившийся с кубиком Рубика, оставил своё занятие, и, подавшись в сторону «Бабая», просунул руку — поближе в его груди. Так они и сидели, пока в продуваемом сквозняками здании возбуждённые люди вслушивались в сообщения громкоговорителей, и, похоже, вокзальная суета, плавно обтекая, не нарушала их покой.

Состав подали заранее, но проводники не спешили открывать вагон. Белозерцевы, поторопившиеся на перрон, продрогли ветру. Однако протопленное, заполненное мягким светом купе вознаградило за временные неудобства. Все трое с аппетитом закусили, чем Бог послал. А благословил Он щедро. Как и водится.

Убаюканный ритмичным движением вагона, Костик задремал, а дед погрузился в купленную на вокзале газету, что свидетельствовало о крайней степени удручённости, которую он пытался скрыть. По такому случаю Дания Рафаэлевна извлекла из своих запасов пакетики чая «Ахмад». Однако излюбленный напиток не смог утешить мужа. Тогда она пустила тяжёлую артиллерию, выставив на стол коробку шоколадных конфет.

Отдав должное и свежезаваренному напитку, и десерту, «Бабай» смягчился. Дания не преминула этим воспользоваться.

— Ты не станешь меня ругать? — она одарила мужа невинным взглядом, который не сулил ничего хорошего. — Я должна сделать признание.

— Валяй! — великодушно позволил супруг.

— Я совершила предосудительный поступок.

— Попалась в сети египетского ловеласа?

— У меня не было на это времени, — подавила смешок Дания Рафаэлевна.

— Спустила все деньги?

— Ты их реквизировал! Забыл?

Белозерцев не забыл.

— Не томи. Колись!

— Я совершила кражу!

— Похитила коллекцию несчастного старика?

Женские губы мгновенно подобрались: