Мокрый не боится дождя

Шея с выпирающим кадыком начала разворачиваться.

— Да я же тебя в детстве конфеткой «кис-кис» угощала. А она у тебя в зубах завязла. А тот — молочный — взял и отвалился.

Мужчина продолжал выжидательно-вопросительно смотреть на пассажирку. Кадык заострился — вот-вот прорвёт кожу. Молчание скрывало подавляемое раздражение. А Софья Михайловна и не думала переходить на государственную мову. Глупость, конечно. Но что поделаешь с упрямой пенсионеркой, до сих пор не расставшейся с пионерской привычкой обтираться по утрам холодной водой!

— Эх, быстро молодёжь корни свои забывает. Или это оттого, что мы с Дон…

— Мама, нам пора! — Садовой подцепил мать за рукав шубки и увлёк за собой с присущей только ему галантностью.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ РОССИЯ

Глава 1 «Первая рюмашка — колом!»

ШУИСТ, УЛИЦА СВЕТЛОПОЛЯНСКАЯ, ДОМ БЕЛОЗЕРЦЕВЫХ

— Вонзите штопор в упругость пробки, и взоры женщин не будут робки! — провозгласил хозяин, раскупоривая бутылку водки.

Садовой поморщился. Известная со времён студенческих пирушек фраза. Но дружку его невдомёк: она принадлежит Игорю Северянину. Тем не менее профессор поддержал Пашин зачин:

— А мой отец — донецкий шахтёр — говорил так: первая рюмашка — колом, другая — соколом, прочие — пташками.

Они выпили ту, что колом.

— Садовник, ты веришь, что они взяли настоящего преступника?

Вопрос вместе с пластинкой сыра повис в воздухе. Но лишь на пару мгновений.

— Паш, ты всё ещё ломаешь голову?

— Наш египетский друг, врач по профессии, убеждал меня, что любая мыслительная деятельность благотворна для людей пенсионного возраста.

— Понял, — подал ответную реплику профессор и принялся пережёвывать сыр, закусывая рюмашку водки, которую употреблял редко, но метко.

Хозяин положил гостю кусок баранины, справедливо полагая, что в случае с водкой одним сыром не обойтись.

Мужчины остались одни. Дания, накрыв стол, удалилась к себе. Софья Михайловна и Рафаэль Фаттахович совершали вечерний моцион. Костя спал.

Поздние ужины вдвоём — в духе их молодости. На кухне ДАСа, светлой и просторной, они жарили картошку. Пока традиционное студенческое блюдо доходило до нужной кондиции, вели разговоры. Правда, не столь вольные, как в кофейне.

— И до чего дорефлексировался? — задал вопрос гость, промокнув салфеткой губы.

— Египетская полиция не ошиблась.

— У тебя есть доказательства?

— Прямых, увы, нет. — Белозерцев откинулся на спинку венского стула.

— Ты о «Братьях мусульманах»?

— Разве не ты толковал о том, что это не их почерк, что эти ребята не воюют с женщинами, и если кого-то и предают смерти, то исключительно египетских военных и полицейских?

— Но и мусульманский брат мог элементарно сбрендить. — Садовой последовал примеру друга и откинулся на высокую гнутую спинку, пришедшую на помощь его отяжелевшему затылку. Дабы остановить этот процесс, он дал зарок: не притрагиваться больше ни к еде, ни к питью. — Я встречал в Киеве людей, которые прошли через «горячие точки». В восприятии мира у всех чётко намечена демаркационная линия: «свои» — «чужие». Это привносило сложности в их существование на гражданке.

— Ты на кого намекаешь? — спина Белозерцева подалась вперёд.

— Абдель сошёл с катушек, — бесстрастно продолжал профессор. — А что касается твоей афганской эпопеи, это было давно. Ты успел восстановиться.

Хозяйский отяжелевший торс вернулся на спинку стула.

— В этих преступлениях — восточный колорит, — примирительно продолжил Белозерцев.

— Что ты имеешь в виду? — Профессорский чуб, в котором стало больше соли и меньше перца, качнулся в сторону собеседника.

— Убить человека не так-то легко, особенно собственными руками. «Янки» и европейцы в этом отношении чистоплюи — предпочитают дистанционное механическое воздействие. Пули, снаряды, бомбы, мины. Твои земляки, кстати, тоже.

Профессор хотел было встать на защиту украинцев, но вовремя прикусил язык. Хотя алкоголь вовсю гулял по крови, разум оставался ясным.

— Я бы не стал развешивать ярлыки, Паша. Особенно когда дело касается женской души.

Он не успел договорить. В столовую тенью проскользнула Дания Рафаэлевна, одетая в халат — явный сигнал: «пора в постель!» Не говоря ни слова, она занялась заменой тарелок.

— Лапушка, ты лучшая в мире татарская жена! — объявил Белозерцев.

— Что-то ещё подать? — поинтересовалась Дания, хорошо осведомлённая по части мужней лексики: если называет «лапушкой» и «лучшей татарской женой», значит налился выше бровей.

— Кофе.

— А по мне так лучше чаю, Даночка.

Чуб снова колыхнулся, подавшись назад.

Дания с готовностью кивнула, как и полагается лучшей в мире татарской жене, и удалилась со стопкой грязной посуды. На некоторое время друзья целиком ушли в созерцание своих бокалов.

— Так о чём мы? — попытался вернуть нить беседы профессор.

— Об особенностях восточного менталитета.

— Это мы проехали.

— Давай выпьем за дам! — Подполковник потянулся к бутылочному горлышку.

— Паш, я под завязку!

Белозерцев плеснул в стопку гостя, как будто не слышал возражения:

— За самую человеческую жену в мире!

— За лучшую украинскую супругу на всём свете! — откликнулся гость.

— Ура!