При ближайшем рассмотрении оказалось, что Мартин уже подвергался этой процедуре. Выходит, не одна она хотела заполучить выкройку. Может, это сделала сама хозяйка?
Дания Рафаэлевна, вооружившись острыми, тонкими ножничками приступила к превращению Мартина в развёрнутую ткань. Её ждал сюрприз. Технология изготовления игрушки отличалась от общепринятой: при набивке мастерица использовала бумагу. Всего один листочек. Женщина развернула его и ахнула.
Рисунок! В центре его располагалась окружность.
«Бассейн!» — предположила Дания Рафаэлевна.
В нём плавал человечек. Судя по закрытому, заштрихованному купальнику, женского пола. Рядом плыл человечек побольше. Кудри до плеч выдавали в нём существо тоже женского пола. А из воды тянулись две руки со скрюченными, как у бабы Яги пальцами.
Владимир Николаевич совершал вечернюю прогулку в одиночестве.
Эти полчаса перед сном вошли в привычку в период последних событий в Киеве, когда вечерами они припадали к Интернету, а потом долго ворочались без сна. Тогда супруга и стала вытаскивать его на свежий воздух. Неспешная ходьба сослужила добрую службу, но Ольге вскоре наскучила и часок перед сном она предпочитала проводить с книжкой. Садовой же так втянулся, что когда пропускал прогулку из-за непогоды, ощущал себя не в своей тарелке. А теперь, когда с ними поселилась матушка, потребность в моционе удвоилась.
В тот вечер ему удалось наладить концентрацию на дыхании уже на первом круге, что было победой. Владимира Николаевича выбил из колеи звонок из России. На этот раз его друга заботило и вовсе странное: получение некого «месыджа» от аниматора отеля «Парадиз».
Поскольку звонок был входящий, и оплата соответственно, он не пожалел времени дать абоненту понять: вопрос абсурден. И на самом деле, для какой цели Рите потребовалось бы писать ему? Да, они мило побеседовали перед отъездом вдали от посторонних глаз. Чего же более?
И всё же дурное предчувствие не покидало Садового. Не тот человек был его товарищ, чтобы задавать пустые вопросы. Имелась за ними некая подоплёка. И оттого стало не по себе, и зябкость в позвоночнике не давала наслаждаться свежим воздухом. А тут ещё погасли фонари. Но вместо того, чтобы повернуть к видневшемуся за кронами родному фасаду, он продолжил маршрут.
За последнее время Ритин образ подёрнулся флёром — прозрачным и почти желанным. Короче, отпустило профессора. Кристаллический цветок оплыл, растаял, растворился. Как соль, брошенная в воду.
Откуда-то сбоку вынырнула размытая темнотой фигура. Если в прошлые времена нарушитель уединения не вызвал бы ничего, кроме равнодушной фиксации взглядом, то нынче такая встреча в тёмном переулке… Впрочем, кошелька с собой всё равно нет. А если это один из чумовых хлопцев, что вернулись из зоны АТО? И завалить первого попавшегося под руку…
Садовой огляделся. Нырнуть под сень ближайшей ели? Неизвестный тем временем ускорил шаг и приближался с неотвратимостью шара в кегельбане.
… Колебание морозного воздуха задело щеку. Встречный мужчина — пол угадывался по мешковатой куртке и надвинутой на лоб шапке — проскользнул мимо. Сейчас как развернётся и… как врежет. Но судя по ледяному хрусту — к концу дня стало подмораживать — прохожий удалялся прочь. И кто знает, может, и на его сердце тоже отлегло.
Дабы не искушать судьбу, Владимир Николаевич свернул в аллею, которая вела к дому. Встреча с незнакомцем отвлекла от размышлений, но снимая куртку, он уже вознамерился проверить свою электронную почту, а потому двинулся с порога в кабинет. Но тут его перехватила Ольга Юрьевна.
— Я хочу рассказать тебе… кое о чём.
— А стоит ли?
— Если мы хотим и дальше жить в гармонии…
«Вот как далеко зашло!» — полыхнуло внутри Садового, но озвучил он лишь нейтрально-компромиссное:
— Что ж, разумно…
Ольга Юрьевна не услышала этой фразы. Она уже погрузилась в эмоции, которые напоминали облако мошкары летним вечером над днепровскими водами. Её так и распирало желание рассказать мужу о приключениях его матушки. Но до последнего сдерживало данное свекрови слово. Софья Михайловна пребывала в уверенности: украинская лингвистика потерпит урон, если сын-профессор лишится спокойной домашней атмосферы. Поэтому возвращаясь из дома цвета сырой говядины, женщины вступили в сговор: молчать до последнего. Однако Ольга Юрьевна всё чаще ловила себя на том, что взятое на себя обязательство становится неподъёмным.
— Володя, я кое-что от тебя скрыла…
Муж скользнул взглядом по склонённому лицу. С самого начала их романа его умиляло Лёлино стремление быть во всём правдивой. «Она стремится пройти по жизни в белых туфельках и не запачкаться». Мудрый профессор всегда делал скидку на нереальность подобных устремлений. Поэтому и не насторожился.
— Мне было велено отослать письма на Главпочтамте.
— Да, помню…
— Но я там не была.
— Ты не отправила письма?
— Я никогда не рассказывала тебе… Я немного опасаюсь бывать там. Хотя и говорят, что снаряд в одну и ту же воронку не ложится.
— Ты меня заинтриговала.