Мокрый не боится дождя

— Там, у Краснянских, тоже была Леся Украинка.

— Пан Садовой, вы бредите! — воскликнула супруга.

— Ничего не понимаю! — Софья Михайловна отодвинула от себя чашку, так что ложечка в ней возмущённо звякнула. — О чём вы толкуете?

— Мамочка, это сущие пустяки! Тебе будет неинтересно! — объявила невестка.

— Ах вот как! Тогда покидаю вас. Секретничайте на здоровье! — И старушка прошаркала в детскую комнату, где вскоре забубнил телевизор.

— Спасибо, всё было очень вкусно, — затараторила Ганна, порываясь выйти из-за стола.

— Куда вы спешите, Ганночка? — Хозяин дома впервые назвал постоялицу уменьшительным именем. — Опять трудиться?

Ганночка выпорхнула из-за стола и помахала хозяевам ручкой:

— До вечера.

Супруги продолжили пить чай. Но когда в прихожей затихли шаги постоялицы, Садовой коснулся запястья жены.

— Лёля, ты была резка…

— Твоя мама должна уважать нашу личную жизнь, Володя!

В прихожей требовательно зазвенел телефон.

«Надо бы отключить его! У всех сейчас мобильники. И экономия…» — мысль пришла супругам одновременно.

— Нас нет дома! — прошептала Лёля, как будто на том конце провода её могли услышать.

— Лёлик, не будь ребёнком!

Но жена упрямо сжала губы.

Садовому пришлось подниматься с насиженного места и двигать в прихожую. Он вернулся быстро.

— Это тебя!

Ольга опрометью, точно в адреналиновом экстазе, бросилась к телефону. Дали о себе знать прежние страхи, причудливо переплетённые с надеждой. А вдруг это Андрей!

Но хотя из трубки и послышался очень низкий голос, принадлежал он не мужчине.

У Иды Соломоновны с прошлого века сохранилась привычка говорить в телефонную трубку на пределе громкости, из-за чего приятный бархатный тембр неузнаваемо менялся. И вообще соответствовал истинному возрасту позвонившей, ибо телефон отфильтровывал жесты, мимику, блеск глаз, оставляя шуршащий, как обёрточная бумага, звук.

— Оля! Мы отбываем! Да-да! С минуты на минуту прибудет такси. Вы всё поняли? А я звоню вот по какому поводу. Я забыла про «тёщин язык». Нет, это не блюдо. «Тё-ё-щин!» Как тебе такое могло прийти в голову? Это ползучее растение. На кухне. Карабкается по стене — очень живописно — и свисает с потолка. А по-научному называется «хойя». Большая просьба. Поливай каждый день, но по чуть-чуть. Вы всё поняли? Что, дорогая? Ах, да! Конечно, не забыла. У меня пока нет склероза (тьфу-тьфу). Я помню. Как будто это было вчера. Такова особенность людей не первой молодости. Это Леся Украинка. Святое имя. И поэзия… Что? Конечно, моя преемница устраивала вечера поэзии. Да! Замечательное мероприятие. Свои стихи читала сама Леся! Вернее, девушка… её загримировали. Вы всё поняли? Ну, понятное дело. Косу ей пришпандорили на макушку. Ну да, кто бы сомневался. Юлечка Тимошенко у Леси и слизала. Это все в Киеве знают. Да, пришло много гостей. И начинающие поэты! Да одного вы, Олечка, знаете. Выпускник из «Б». Илюша. Вы всё поняли? — Сейчас вспомните. Он вёл литературную колонку в школьной газете. А на мероприятие посетил не один, а с подругой. Простите, дорогая! Иосиф кричит, что такси подъехало. Счастливо оставаться!

Телефонная трубка в руках Ольги Юрьевны издавала прерывистые гудки, словно кардиомонитор, фиксирующий угасание пациента.

Когда она вернулась за стол и присела рядом с мужем, тот коснулся её покрасневшего — точно от жара-уха и подвинул чашку. Ольга сделала жадный глоток.

— Ты слышал?

— Этот голос пробивает стены.

— Вечер, посвящённый Лесе Украинке. Наш ученик…

Снова зашёлся в длинном звонке телефон. Ольга безропотно направилась в прихожую. Но подняв трубку, тут же отвела в сторону:

— Олюшка! Илюша сказал мне тогда: Ида Соломоновна, у меня, как у булгаковского Мастера, есть своя Маргарита. Вы всё поняли?

— Не совсем.

— У Илюши появилась муза.

— Кто такая?

— Тоже даровитая. Можно сказать, что Маргарита превзошла Мастера. Редколлегия нашего журнала «Зелёная лампа» включила их в сборник. Вы всё поняли?

— Ида Соломоновна! — повысила голос Ольга, надеясь направить речевой поток в нужное русло. Но тщетно.

— … Публикация не вызвала соперничества между влюблёнными, — продолжала тарахтеть трубка.

— А как имя поэтессы?

— Вы всё поняли, Олечка?

— Как её звали?

— Что, дорогая?

— Имя!

— Вы слишком многого хотите.

— Неужели не помните, Ида Соломоновна?

— Я помню всё. Даже страницу.

— Вы — прелесть!

— Страница 24, дорогая. Это год рождения Иосифа Львовича. Вы всё поняли?

— Поняла…

— А теперь я должна отключиться!

Глава 16 Секрет зайца Мартина

МОСКВА, ЧЕРЁМУШКИ, КВАРТИРА ГУДКИНЫХ

Милочка вылавливала картинки из океана памяти, который плескался в её черепной коробке.

В детском представлении у неё всегда имелось две мамы. Мама-1 подолгу отсутствовала, но всякое её явление становилось событием. Мама-2 была рядом, а оттого привычна, как воздух. Когда мама-1 разлучила её с мамой-2, девочка ощутила нечто, схожее с кислородным голоданием.