Мокрый не боится дождя

В больничный холл он вошёл нагружённый домашними котлетками, салатиками и куриным бульоном в термосе. Приготовившая всё это объеденье Ольга сопровождать его не могла, так как второй день маялась животом. Софья Михайловна во всём винила доставленную Ганной с рынка колбасу, а потому настояла на её изъятии и скармливании кошке Муське. «Эксперт» умяла весь кусок и, насколько мог судить Садовой по последней встрече, пребывала в здравии.

Оставив куртку в раздевалке и получив взамен больничную накидку, профессор натянул бахилы и поднялся на третий этаж в хирургическое отделение. С некоторых пор он не пользовался лифтом. Мера вынужденная. После возвращения из России он с трудом зашнуровывал ботинки.

Владимир Николаевич щурился на номера палат, когда в конце коридора заструилось облако, составленное из нескольких полупрозрачных накидок. Встречные миновали его, и профессор сделал уточнение: это была семья. Глаза Садового обратились вверх — на очередной номер, а боковое зрение зафиксировало застывшую фигурку в таком же, как у него, одеянии. Только до пят. Она повернулась в сторону Владимира Николаевича и произнесла:

— Здравствуйте!

Голосок прозвучал жизнеутверждающей мелодией. Из мира здоровых. И заглушил на несколько мгновений шумовой фон — из шарканья шлёпанцев, поскрипывания каталки, звяканья алюминиевых ложек в буфете.

Владимир Николаевич развернулся и отвесил лёгкий поклон:

— Здравствуйте!

Девочка одарила его бесхитростной улыбкой. А через мгновение уже догоняла родителей.

— Какие воспитанные дети! — умилился профессор. — Совсем как деревенские, которые здороваются с каждым повстречавшимся на их пути взрослым.

Он продолжил движение, пристально вглядываясь в цифры на дверях.

Оказалось, что палата Ганны находится в конце.

Никто не ответил на его деликатное постукиванье, и он постарался извлечь из дверного покрытия звук посильнее, сопроводив его вопросом:

— Можно?

— Заходите!

Ответивший голос наполнил профессору треск обветшавших простыней, раздираемых на тряпки.

Он переступил через коричневую полоску, призванную служить порожком.

Палата была рассчитана на четверых. Женщина с голосом-треском располагалась ближе всех и, судя по бодрому виду, готовилась к выписке. По её правую руку лежала больная, закрывшись с головой одеялом, хотя в помещении было натоплено. Койка напротив умывальника, помеченная журналом с томной красоткой на обложке, пустовала.

Кровать Ганны стояла в дальнем углу. Глубокие тени залегли под глазами женщины и в провалах щёк.

«Ваша родственница была на волосок от смерти. Её спасло лишь то, что по вызову выехал наш реанимобиль, и медицинская помощь была оказана оперативно!»

Ганна встретила посетителя вымученной улыбкой. Даже щербинка утратила былую пикантность. Профессор оглянулся, отыскивая какое — нибудь сиденье.

— Присаживайтесь на койку, Владимир Николаевич! — прошелестел голос Ганны.

Но профессор позаимствовал стул у пустовавшей койки.

— Зачем вам, Ганночка, лишние микробы! — не нашёл он сказать ничего другого.

Она в ответ не улыбнулась. А Садовой, преодолевая неловкость, начал разгружать сумки.

— Ох, зачем же столько! — зароптала пациентка по привычке всех пациентов, — здесь хорошо кормят. К тому же меня родичи навещали.

Что ж, Садовой успел отметить следы их визита. На тумбочке в пластиковой бутылке из-под минералки стояла роза, а вокруг живописно расположились яблоки, пастила и что-то ещё в коробочке.

— Оленька вам прислала. С пожеланием скорейшего выздоровления.

Профессор опустошил содержимое сумки, и оно возвышалось теперь над предыдущими подношениями. Самостоятельно определить место для термоса с бульоном и контейнеров с паровыми котлетками он не посмел и пожалел об отсутствии жены, которая в считанные секунды рассовала бы еду по тумбочке. Ничего не оставалось делать, как оставить вторую сумку с гарниром к котлеткам и салатами неразобранной. Это было прямым нарушением Ольгиного указания доставить тару обратно. Но Садовой предпочёл навлечь на себя недовольство супруги, чем залезать в столь интимное место как женская тумбочка.

Он загодя подобрал темы, уместные в данной ситуации, а потому был озабочен теперь одним — соблюсти регламент. Посещение не должно оказаться неприлично кратковременным, но нельзя и утомлять больного.

— Красивые яблоки! — Он кивнул в сторону натюрморта на больничной тумбочке.

— Заберите домой! Сейчас зима, и витамины Ольге будут кстати.

Садовой замахал руками, да так резко, что сползла накидка.

— Господь с вами, Ганна! Это же для вас! Даже и не думайте…

За этой милой миновали три минуты.

Но для соблюдения всех приличий, следовало посидеть в ногах страждущей как минимум десять минут. К радости Владимира Николаевича, больная взяла инициативу в свои руки, поведя рассказ про яблоки, которых из-за козней России поляки не знают, куда девать. Из этого Садовой сделал вывод: предыдущие визитёры имеют отношение к яблочному импорту.

От плодов плавно перешли к салу. А от него к грошам, вырученным за товар и предусмотрительно положенным на банковскую карту.