Мокрый не боится дождя

Нет, не забирало.

Спустя пятнадцать минут он смог оценить свою экипировку, а заодно и предусмотрительность жены. Ни с какой стороны не поддувало. Несмотря на очередное понижение столбика в градуснике, сделанном в виде силуэта крымской горы Ай-Петри.

— Я забыла тебе сказать, Володя, — Ольга перелистнула страницу, — я напала на след той девушки.

— Какой девушки? — спросил профессор, непонятно для чего подтыкая под себя одеяло.

— Твоей. Из альбома Краснянских.

— И что мой сыщик «накопал» про мою девушку?

— Её зовут либо Оксана, либо Надия, то есть Надежда.

— Должен огорчить тебя. Аниматора звали Рита.

— А как же…

— Я обознался.

— Жаль. Потратила время. А в итоге… — И Ольга Юрьевна уткнулась в «Космополитен».

«Зачем я обманываю? Может, стоит рассказать ей про всё, что я узнал у Власожаров?»

Некоторое время Садовой так и эдак проворачивал мысль в уме и пришёл к заключению: откровенность о зазнобе, пусть и мёртвой, на семейном ложе будет неуместна.

Он ждал. Когда вздёрнутый Лёлин носик вынырнет из-за обложки. Но он упорно уклонялся.

Гладко выбритый подбородок супруга («Эх неспроста вы снова подвергли себя этой экзекуции, пан профессор!») лёг на границу женского плеча и шеи. Она лишь ниже склонила лобик над снимками. Но как гласит арабская поговорка, «кочевнику известен путь воды!» А мужские руки помнят дорогу к источнику наслаждения! Даже если на пути преграда в виде треклятой фланелевой рубахи.

Дорожку от изгибов лопаток до выемки на талии пальцы преодолели играючи. А далее предстояла работа.

…Маленкий Вова помогал матери и бабушке месить тесто для домашних булочек, в сердцевинку которых каким-то хитроумым способом укладывался вкуснейший крем. На его изготовление шла самая большая вкуснятина советских детей — сгущёнка.

Руки сами вспомнили эти приёмы.

С ответом не замедлили. Податливо-упругое «тесто» полыхнуло жаром — чувствительным даже через фланелевую заслонку. Журнал вспорхнул скользкими до блеска страницами. И отлетел в сторону. Под кров кухонной табуретки.

Она бросила на него взгляд, дающий «отмашку» на претворение всех его желаний.

Это были глаза той, прежней Оленьки, прикорнувшей на кухне Краснянских после очередных интеллектуальных посиделок.

Она сидела тогда чуть боком, положив головку на переплетенье рук, а натянувшийся подол обрисовал её округлившийся животик. И эта бессильно поникшая в нимбе русых волос головка, и скрещённые две ступни в самовязанных носочках, и даже живот с чужим ребёнком вызвали в Садовом намерение соорудить вокруг неё щит — пусть и временный, пусть невидимый для посторонних. И одновременно это чувство пронзил импульс, который был беспощадно классифицирован как плотский. Устыдившись, в ту пору кандидат филологических наук Володя Садовой принялся наливать себе чай.

Звяканье посуды потревожило спящую. Набрякшие веки поднялись — его окатила васильковое сияние. Взгляд девочки, пробудившейся спозаранку и готовой встретить радость нарождающегося дня. Самую простую. Самую малую.

— Я, кажется, задремала, — произнесла Ольга осевшим, как будто проспала всю ночь, голосом.

Она поднялась на ноги и платье опять скрыло животик.

В дверной проём просунулась голова хозяйки:

— Олечка! Муж просит передать: он ожидает вас внизу, в машине.

— Да-да! — Олечка кивнула и выпорхнула из кухни. И из жизни Садового. На целых семь лет.

И вот снова кухня. Только теперь их собственная. И её запрокинутое лицо. И то же васильковое сияние. Но уже без прежней детской беззаботности. Твердеющий на глазах взгляд, который соглашается на мужское владычество, и запоздалое предупреждение:

— Мы не одни…

А фланелевый заслон на глазах стал скукоживаться. Устремившись вверх и обнажив в итоге пшеничный треугольник — флаг капитуляции. В этом жесте было столько родного, супружеского и одновременно наивно-доверчивого, что мужчина на какое-то время оказался плавающим в невесомости. И оттуда увидел: нечто маленькое сверкающее отделилось от целого и устремилось — в пшеничный сноп, в котором он до того топил свой нефритовый жезл. Мелькнула безумная мысль: искорка наделает пожара. Он попытался обезопасить пшеничный треугольник ладонью. Но переливающаяся цветами радуги сфера преодолела препятствие.

Глава 9 Выстрел

В понельник, 19 января Ганна сообщила, что покидает их кров, а с ним и Киев.

Муж снял в Польше квартиру и вызывал семью к себе. Хотя «отвальная» пришлась на вечер понедельника, все обитатели квартиры Садовых обещались непременно присутствовать за столом.

«Не мешает прикупить десерта!» — сочла Ольга, обозрев композицию накрытого стола. За ним и отрядили Владимира Николаевича.

Купив в ближайшем магазинчике коробку конфет «Рошен», он бодро зашагал в обратный путь — к к тающим во рту Лёлиным пирогам, обжигающей нёбо горилке, которую охладит пластинка домашнего сала.