Раздался натужный смешок профессорских спутниц.
«Они что, ничегошеньки не понимают?»
Садовой ощутил: егосплющивает стыд. И постарался сфокусировать взгляд на портрете погибшего поэта.
«Господи, когда эта девочка закончит читать, мне надо будет встретиться глазами… И с нею, и с Мирославой, и с американкой».
Раздались хлопки.
Профессор по-прежнему смотрел на покойного юношу, чьи глаза, казалось, не отпускали гостя.
— Наверное, я должна предложить вам чаю? — полувопросительно-полуутвердительно произнесла хозяйка..
— О, пожалуйста, не беспокойтесь! — встрепенулась Людмила и заметила: — Кстати, хотя я и корреспондент, но не из «ЛайфНьюса».
Хозяйка ничего не ответила.
— Мы привезли вам подарок, — Садовой извлёк из папки журнал «Зелёная лампа». — Здесь напечатаны стихи вашего брата. Рука приняла подношение и начала перелистывать. Присутствующие молча наблюдали за процессом.
— О,спасибо! — выдавила из себя улыбку Иванна, но уже в следующую секунду взгляд её остекленел, напомнив глаза мороженой рыбы на прилавке магазина: — Зачем? Для чего вы привезли сюда эту ведьму?
Брошенный с нескрываемой гадливостью журнал просвистел мимо профессорского носа. Страницы затрепыхали и… распластались на вытертом ковре.
Последовала немая сцена, после которой хозяйка разразилась рыданиями:
— Это Ксанка погубила его! Это из-за неё он пошёл на войну!
Гости, казалось, вросли в свои сиденья.
— А ей ничего, кроме киевской прописки, не нужно было. Пиранья! — кричала девушка, захлёбываясь слезами.
Тут боковым зрением профессор уловил: с разметавшихся страниц на него смотрит юное существо.
Он слегка подался вбок.
Теперь существо обрело половую принадлежность. Девочка лет шестнадцать, в самом расцвете красоты: золотистые волосы волосы, личико в форме сердечка, невинно распахнутые глаза.
«Такая открытая добродушная девушка. Запросто открыла секрет своих золотых волос. Надо просто в чайную заварку добавить каркаде…»
Глава 7
Революция пожирает своих детей?
А зима та всё тянулась и тянулась.
Из-за растрескавшихся деревянных рам по квартире гуляли сквозняки, и домочадцы предпочитали проводить время на кухне. При голубом огоньке российского газа. Впрочем, всё чаще газ принимал соломенный цвет, что говорило о недостаточном давлении в системе.
Судя по недомолвкам Миколы Селяниновича, разрядки напряжённости в его стане не случилось. Пребывание Софьи Михайловны на Каштановой продлили на неопределённый срок.
Появление пасынка также налагало дополнительные обязательства, в первую очередь, финансовые: служение погибающему человечеству в церкви «Божье посольство» не гарантировало материальной поддержки. К тому же выяснилось, что однокомнатная квартира Андрея-младшего, купленная на сбережения родителей, пущена в оборот некого финансового проекта земляков пастора Сандэя из банка «Эфрикэн кэпитэлз» под 36 процентов годовых. А если конкретнее, отдана в залог под кредит. Последнее обстоятельство внушало профессору серьёзные опасения. И не беспочвенно: «Эфрикэн кэпитэлз» обанкротился.
Андрей-младший ходил теперь по различным инстанциям, пытаясь спасти свои финансы. Всё произошедшее он объяснял одной фразой:
— Божье испытание.
Подкрепившись овсянкой с сухофруктами, Садовой оставил домочадцев греться на кухне, а сам отправился в кабинет, рабочее пространство которого он делил теперь с «американкой». Их совместные бдения время от времени прерывались дискуссиями на геополитические темы. Но если в спорах с русским другом профессор придерживался проамериканских настроений, то в диалогах с заокеанским фотокорреспондентом высказывал критику в адрес дяди Сэма.
Войдя в помещение, Садовой отметил, что Людмила сидит над ноутбуком без толстого мексиканского пончо, что свидетельствовало в пользу того, что зябкости в воздухе поубавилось. С той поры, как батарея стала пропускать горячую воду лишь в две трети секций, рабочее место Владимира Николаевича отличалось бодрящим температурным режимом. А после запуска процесса по преодолению энергозависимости от России, тут и вовсе стоял «дубак».
Но сейчас кожные рецепторы говорили об обратном. Рука, не доверяя ощущениям, потянулась к батарее, сквозь чугунные изгибы которой просачивался настоящий, полузабытый жар.
«Видно, с юга Африки до Одессы добралось судно с южноафриканским углём!»
Воодушевлённый глава семьи развернулся к китайской розе:
— Что, протянем ещё? — И не дожидаясь ответа, опустился в кресло.