Молчание костей

Долгое время Фура и Адрана смотрели на далекий свет Старого Солнца. Теперь слово «солнце» едва ли годилось – просто самая заметная из неподвижных звезд. Сестры удалились от него на расстояние, в двести раз превышающее орбиту любого мира в тридцать пятой процессии, и в сто раз дальше, чем отваживались забираться в поисках шарльеров. Тем не менее, несмотря на значительное уменьшение энергии Старого Солнца, этот свет все еще был заметен невооруженным взглядом. Тусклый шар фиолетового и рубинового мерцания, пятнышко, которое запросто можно прикрыть большим пальцем вытянутой руки. В этой области находились двадцать тысяч населенных миров, и на них жили многие миллионы людей, которые называли Собрание своим домом. Каждый мир, упомянутый в каждом издании «Книги Миров», был пленником этой крошечной сферы, от Оксерри до Хелигана, от Имандерила до Оксестрала, от Превомара до Висперо. Только Тревенца-Рич отважился уйти дальше, но и он лишь самую малость углубился в негостеприимные просторы Пустоши.

Даже сейчас… Да, даже сейчас он, по сути, не оторван от Собрания! Абсурдная мысль – но ведь это правда. Путешествие никуда не привело: все равно что ребенок отошел на пару шагов от порога. Тьма за пределами Собрания ничуть не стала привычной, нисколечко не менее жуткой. Наоборот, теперь она сильнее давила на психику. Словно голодная черная тварь, Пустошь терпеливо ждала неведомо чего, и вызов ей бросало лишь неяркое пятнышко жизни и света – Тринадцатое Заселение.

На следующий день после благополучного возвращения сестер Несс Квелл распорядился привести Инсера Сталлиса на крышу вокзала на Шестисотой улице. Бывшего командующего эскадрой облачили в пальто, нелепо просторное, цвета верблюжьей шерсти. Карманы были до отказа набиты пистолями, а подкладка разрезана и сшита заново с той же целью, так что одеяние сделалось жестким и звонким, как доспех. Теперь у Сталлиса было значительно больше восьмидесяти тысяч мер, но Квелл сказал, что разница – это бонус, знак величайшей щедрости и благодарности населения Свободного Государства Тревенца-Рич.

Хотя ставни оставались открыты, свет Старого Солнца слишком ослаб, чтобы от него был какой-то толк. Но свет пистолей лился из каждого шва пальто, осыпая юную физиономию Сталлиса вычурными желтоватыми бликами.

Внизу собралась толпа.

Шатающегося и спотыкающегося пленника подвели к краю крыши, где уже стояли Квелл и сестры Несс. Его сопровождали четверо, каждый держал в руках трос, привязанный к пальто. Оно вздымалось и колыхалось, как парус на фотонном ветру. Казалось, не будь этих тросов, Сталлиса унесет, как сорвавшегося дыхального змея.

– Мы возвращаемся домой, – сказал Квелл срывающимся голосом, обращаясь к толпе. – Щелкун устал, неимоверно устал, но он сделал все, о чем мы его просили. То, что обнаружили сестры в чреве Звездного Кита, и страшно, и поучительно одновременно. На этом корабле есть технологии и изделия, превосходящие все, что можно извлечь из шарльера, – при разумном использовании они могли бы уберечь нас от новых Темных веков, могли бы продлевать это Заселение, пока бы нам хватало здравого смысла не гасить свет. Но есть там вещи, способные разорвать любой мир в клочья. Вы доверились мне, поэтому я отплачу вот чем: каждый из вас разделит бремя самого волнующего, самого пугающего, самого ошеломляющего открытия из всех, что мне известны. Это открытие совершили сестры Несс. Наши друзья-пришельцы – вовсе не пришельцы. Они забыли свое происхождение – как и мы свое – и придумали ложное прошлое, чтобы заполнить пустоту в хрониках. Но истину, найденную в чреве китов, нельзя опровергнуть. Щелкуны – а по всей вероятности, и ползуны, и броненосцы, и остальные – были сотворены существами, которые не слишком отличались от нас. Можно сказать, во всех важных отношениях мы и пришельцы – это одно и то же. Но есть нюанс: мы их создали для того, чтобы они нам служили. Мы сотворили себе рабов.

Наступила тишина. Заявление Квелла проникало в сердца и умы.

– Это неправда, Квелл! – прокричал кто-то внизу.

– Хотел бы я ошибаться, дружище. Всем сердцем хотел бы, чтобы эта истина и впредь скрывалась от меня. Чтобы можно было двинуть время вспять на день или два и оказаться в нем за миг до того, как у сестер Несс возникло желание заглянуть в этот огромный корабль. Тогда бы мы ничего не узнали. Так и жили бы дальше в блаженном неведении, со всеми нашими предрассудками. Но совершенное преступление никуда бы не делось, и каждый год невежества усугублял бы его. Теперь наконец-то можно что-то исправить. Я не знаю, сколько времени это займет, и закончится ли процесс когда-нибудь, и какую боль он нам принесет, – я лишь знаю, что так надо.

Он улыбнулся и вскинул руки, прекрасно понимая, что оглашенная им истина не может за секунду отменить застарелые догмы.

– Ты погубишь нас всех, – сказал другой голос.