Молчание костей

Адрана вытащила Того Самого Щелкуна из контейнера; провода и шлейфы отпали сами, оставив лишь едва заметные отпечатки в тех местах, где они соединялись с телом инопланетянина. Он был больше похож на куклу, чем на живое существо: громоздкая теплая кукла, с которой только что играли. Он прижимался лицом к животу – или, может, грудной клетке, – а его конечности были податливыми. Обнимая его, Адрана чувствовала слабое шевеление, и ей казалось, что щелкун постепенно выплывает из причудливых инопланетных снов, возвращается к тому, что служило для этой расы эквивалентом осознанности.

– Все в порядке? – спросил Паладин.

– Наверное, рано об этом говорить, – ответила Адрана. – Но я уверена, что ни ты, ни я, ни кто-либо другой на этом корабле не в силах изменить ход событий.

Фура повернулась к стеклянной голове робота:

– Тебе приходилось иметь дело со щелкунами, Паладин?

– Если я и обладал когда-нибудь таким опытом, то он давно утрачен из-за прискорбной деградации моей памяти. Конечно, я кое-что знаю об этих пришельцах. Их физиологические потребности не слишком далеки от ваших. Они дышат похожей смесью газов, переносят такой же диапазон температур и могут употреблять нашу еду и питье – не постоянно, но уж точно в течение нескольких месяцев, пока дефицит определенных веществ не вызовет целый ряд нежелательных эффектов.

– Ты очень хорошо информирован, – сказала Адрана.

– Напротив, крайне плохо, и это относится почти ко всем областям знаний. Но я берегу те крупицы информации, которые у меня остались.

Щелкун постепенно приходил в чувство. Адрана крепко его обнимала и думала о том, что на Мазариле такое было бы невозможно. Для своих размеров пришелец был очень плотным, что указывало на толстые и тяжелые кости, – наверное, решила Адрана, это как-то связано с тем местом, где обитает его народ. Короткие мускулистые конечности подергивались, как будто щелкун чувствовал, что уже не спит и что-то мешает ему свободно двигаться.

– Опусти его, – тихо попросила Фура. – Он просыпается и, похоже, не понимает, где оказался.

Адрана отпустила, и слабая сила тяжести, своим существованием обязанная парусам, увлекла щелкуна к полу каюты. У него было две ноги и четыре руки: нижние с двумя пальцами, а верхние – с тремя; из них один противопоставленный. Верхние руки росли из плеч, более-менее привычных человеческому глазу, а нижние, поменьше и поизящнее, из подмышек верхней пары.

Щелкун опустился на корточки, согнув ноги коленями вперед. Он был облачен в тонкую сетчатую ткань, которая покрывала все тело, кроме головы с большой резонирующей каской на ней. Ткань была темно-серебристая; сквозь нее виднелась бледно-зеленая кожа, местами пятнистая. Вероятно, одежда предназначалась для того, чтобы оберегать пришельца во время гибернации и прикрывать интимные места, но все же она была достаточно открытой, чтобы провода и шлейфы могли проникнуть в плоть.

Суетливые подергивания прекратились, и диковинная голова, составлявшая почти половину тела щелкуна, начала подниматься. Каска имела форму полумесяца, обращенного выпуклой стороной наружу. Внутри каски находилась резонансная камера, а лицо и шея прятались под вогнутой частью. Передний рог полумесяца, сужаясь, почти касался длинной и широкой пасти, как у ящера, а задний изгибался к затылку, из-за чего щелкуны и прослыли единственной расой, которая способна чесать поясницу собственной головой. Каска была того же бледно-зеленого цвета, что и кожа, но блестела, как изысканный лакированный камень, и местами на ней попадались синие и бирюзовые пятна. В то же время на каске было множество дыр с неровными, заостренными краями, и они не выглядели естественной частью организма пришельца.

Щелкун открыл сонные глаза, которых было всего два: они прятались под выпуклостью каски, чуть выше уголков рта, и были окружены морщинистыми складками кожи, напоминающими крепостные стены. Глаза, почти целиком белые, с крошечными темными зрачками, гораздо лучше смотрели вбок, чем прямо.

Из горла пришельца вырвался хлюпающий звук. Через несколько секунд щелкун отвратительно зафыркал, плюясь жидкостью.

– Что он пытается сказать? – спросила Фура.

– Не знаю. Этот первый звук… С его помощью эти существа создают картину своего окружения… ну, или пытаются. Каска – резонатор, отличный инструмент для сбора сенсорной информации. Но у нашего пассажира она явно сломана и не годится для внятной речи.

– На Малграсене было так же?

– Нет, мы с Лагганвором понимали его без туда. Проблема возникла, когда мы встретились с мозаичниками.

Глаза щелкуна были открыты, но залеплены желто-зеленой слизью. Он поднял верхние передние конечности и осторожными движениями начисто их вытер. Похоже, лишь в этот момент осознав ситуацию, он заморгал – как показалось сестрам, испуганно.

– Понимаешь меня? – спросила Фура громко и резко, как будто обращалась к слабоумному ребенку. – Сейчас ты на моем корабле. Ты договорился с нами о переезде из Малграсена. Мы на пути в Тревенца-Рич.