Молчание между нами

Она подходит, вытянув руки, чтобы обнять меня. Я протягиваю руки ей навстречу, так, чтобы не столкнуться, но в последний момент она меняет положение, и я пытаюсь под нее подстроиться. Потом она тоже пытается подстроиться, потом снова я, и какое-то время мы неловко машем руками в воздухе, как подростки на первой вечеринке. Наконец нам удается обняться, оставив между нашими телами небольшой промежуток, и мама легонько похлопывает меня по спине, прежде чем отстраниться.

Жуть как неловко. Но могло быть и хуже.

Мы вместе выходим за дверь, и я смотрю, как мама с папой садятся в свои машины. Они смотрят на меня чуть дольше обычного, пытаются понять мое настроение. Я улыбаюсь, машу, пританцовываю на месте, принимаю несколько забавных поз. Делаю пальцами буквы «V» у щек, у глаз, изображаю рамку вокруг лица. Все это выглядит очень уж наигранно, но мама с папой смеются.

Мама кричит:

– Вернись и надень куртку! Простудишься!

Я и так одета в фиолетовую кофту с меховой подкладкой. Но я не спорю, а показываю маме большой палец и продолжаю позировать.

Мои дурацкие позы продлевают этот момент. Я цепляюсь за него, как за баскетбольный мяч в заливе Дапэн. Но смешными выходками никого не обманешь. Родители не хуже меня знают, что сегодня выйдет свежий номер «Еженедельника». Мы все гадаем, что там будет. Возможно, семейный завтрак окажется не просто приятным началом недели, а затишьем перед бурей.

Глава 38

В дверцу моего шкафчика просунута записка, сложенная в квадратик с двумя пересекающимися ромбами. Я разворачиваю ее дрожащими руками, осторожно, чтобы не порвать. Это рисунок: Тоторо и два других Тоторо поменьше призывают растения из земли. Подписи нет, но я и так знаю, кто это нарисовал. Нужно будет поболтать с ней сегодня.

По пути на урок кто-то со всей силы задевает меня плечом. Я хватаюсь за ушибленное место и машинально изображаю на лице вежливую улыбку – «Не волнуйся, все в порядке!», – как вдруг на меня накатывает чувство дежавю. На этот раз Элвин Ло неторопливо вышагивает по коридору в компании своих приятелей из футбольной команды. Его серая футболка подчеркивает мышцы груди и плеч, но при этом не выглядит слишком тесной. Элвин непринужденно бросает мне через плечо:

– Извини, Мэй. – И идет дальше.

Да что с ним не так? Мне чудится, будто вся школа пошла невидимыми трещинами. Может быть, у меня просто приступ паранойи из-за того, что сегодня выходит «Еженедельник» с моим стихотворением.

Но не успеваю я погрузиться в свои мысли, как меня окликает Марк. Он оставляет позади Сионе и Уэса и идет прямиком ко мне. Приблизившись, он обхватывает меня руками и отрывает от земли вместе с рюкзаком.

– Тия наверняка уже разболтала, что я плакал над твоим стихотворением, – шепчет он мне на ухо. Меня пробирает дрожь до самых кончиков пальцев на ногах.

– Как над страшным фильмом? Или над пиксаровским мультиком? Это два разных вида плача. – Я кусаю губы и поеживаюсь. Марк не выпускает меня из рук, даже поставив на пол.

– Эй. – Он поднимает палец в воздух. – Нет ничего плохого в том, чтобы не любить страшные фильмы.

– Да, но тебя даже обычные фильмы пугают.

– Некоторые фильмы «Марвел» реально страшные! Я буду стоять на этом до победного конца, – говорит Марк.

Я поднимаю брови так высоко, что они почти соприкасаются с волосами.

– Так как именно ты плакал?

– Как над пиксаровским мультиком.

– Как в той сцене, когда Мигель поет бабушке Коко «Не забывай», или в той, когда старушка умирает в «Вверх»?

– Какая разница? – Марк скрещивает руки на груди.

– Песня Мигеля одновременно печальная и радостная и полна надежды. А когда умирает жена мистера Фредриксена, это просто душераздирающе.

– Как в сцене со смертью старушки.

– Ого, это серьезно. Что тебя так задело?

– И как в сцене, где ВАЛЛ-И помещает растение в нанодетектор.

– Что это значит?

– Твое стихотворение такое же душераздирающее, как смерть миссис Фредриксен, но мне хотелось заорать, как будто ты только что изменила судьбу человечества.

– Ну ты и дурак. Откуда ты вообще знаешь, что эта машина называется нанодетектором? – Я мотаю головой в притворном недоумении.

– Да пофиг, – отмахивается Марк. Он делает шаг назад и смотрит на меня своими темными глазами. Его голос смягчается. – Я очень рад, что ты все же решилась его написать. Это было прекрасно.

Я не знаю, что ответить. Просто пялюсь на него, потом на пол, потом на его руки.

Марк смеется.

– Ответишь, когда перезапустишь мозги, Мэйдэй. Мне пора на урок, потом поговорим.

Я не нахожу остроумного ответа.

– Ага, хорошо.

– Только не тяни с перезапуском, ладно?

Я улыбаюсь и толкаю его в сторону Сионе и Уэса.

Перешептывания усиливаются с каждой переменой. Все вокруг ходят, уткнувшись в телефоны, и при виде меня понижают голос. Мое тело охвачено судорожным напряжением. Кажется, будто все читают стихотворение и обсуждают меня. Мне хочется провалиться сквозь землю. Я пытаюсь убедить себя, что школьники и так не отрываются от телефонов, но все равно чувствую себя магнитом для чужого неодобрения.