Селеста смотрит на меня.
– Мы начали говорить о настоящих проблемах именно благодаря тебе. Раньше никто это особо не обсуждал. Все к лучшему. – Потом она улыбается зловещей улыбкой, которой я еще ни разу не видела. – А Элвин сам во всем виноват.
Я киваю. Все мои мысли по-прежнему крутятся вокруг маминой работы.
Сегодня я не задерживаюсь после уроков, чтобы поучаствовать в обсуждении планов протеста. Я чуть не забыла, что у меня день рождения, а все остальные, кажется, и вправду забыли. По пути домой я разглядываю детали, на которые обычно не обращаю внимания. С приходом весны весь район покрылся радугой цветущих нарциссов, фрезий, магнолий, глициний и вишни. Цветы колышутся у меня над головой и распускаются у моих ног. Воздух наполнен ароматом бутонов и молодой листвы.
Весна словно пытается вдохнуть в меня новую жизнь, но одновременно напоминает, какой долгий путь мне еще предстоит. Этот день рождения совсем не похож на предыдущий, когда Дэнни устроил мне лучший сюрприз в моей жизни.
В прошлом году Дэнни меня обманул – заявил, что мама велела ему отвезти меня в Сан-Франциско на презентацию летней программы по математике. Я так обиделась, что отвернулась от него и устроилась досыпать, пока мы тащились по магистрали 101. В пятницу она представляла собой одну сплошную пробку.
Когда я проснулась, Дэнни широко улыбнулся, продемонстрировав кривую ямочку, и заявил:
– Теперь можешь наслаждаться ароматом выхлопных газов, соня!
Я чуть было не рассмеялась, но потом представила, как буду все лето чахнуть над математикой, и мысленно сказала себе: «Ты на него зла. Продолжай злиться».
Но Дэнни учился читать язык моего тела с тех пор, как я родилась. От притворства не было никакого толку. Он рассмеялся.
– Я же вижу, как ты прячешь улыбку, Мэй-Мэй. У тебя уголки глаз сморщились. Хватит на меня злиться, прошел почти час.
Я отвернулась к окошку, чтобы он не видел моего лица, и возразила:
– Время сна не считается. Я имею право злиться на тебя еще пару часов, не меньше.
– Ну уж нет. Мы заедем в ближайший In-N-Out. Я знаю, как заслужить твое прощение.
– Это ты любишь их бургеры, а не я.
– Мэй-Мэй, ты простишь любого, кто тебя накормит. Давай, скажи, что я не прав. – По голосу было слышно, что он улыбается. Я помню этот голос даже сейчас. Он прекрасно знал, что я вот-вот сдамся. Мне даже не удалось придумать остроумный ответ. Мы оба знали, что он прав. Никто не понимал меня так хорошо, как Дэнни.
Мы закупились едой в In-N-Out и вырулили обратно на магистраль. Я заправила салфетку за воротник рубашки Дэнни. Он всегда ел неаккуратно, а в тот день на нем была белая рубашка – верный знак, что из бургера вытечет еще больше соуса, чем обычно.
– Спасибо, Мэй-Мэй, – пробубнил Дэнни. Кусочек перца вырвался на свободу и упал ему прямо на джинсы. Я рассмеялась. Долго злиться на Дэнни я и впрямь не умела.
Он включил музыку. Из динамиков заиграл плейлист Jabbawockeez, который Дэнни составил на мой четырнадцатый день рождения. Я отказалась от мечты танцевать брейк, когда чуть не лишилась головы в результате неудачного маневра, но сохранила совершенно нормальную одержимость Jabbawockeez.
Дэнни прибавил громкость, и мы сидя танцевали под музыку, на ходу придумывая новые движения. Послушав несколько песен, мы переключились на саундтреки из наших любимых танцевальных фильмов. На магистрали 280 мы пели так фальшиво, что даже машина содрогалась от ужаса.
Забавно, какие именно детали запали мне в память. Я помню, как опустила стекло, чтобы прохладный ветер взъерошил мне волосы. Помню, как, свернув с магистрали, мы медленно продвигались по улицам Сан-Франциско, мимо Стерн-Гроув, через парк «Золотые ворота» в парк Пресидио. Вокруг стояли белые отштукатуренные домики с красными крышами – бывшие армейские бараки, превращенные в достопримечательность. Заходящее солнце озаряло воду под мостом Золотые Ворота.
Я помню, как посмотрела на Дэнни и спросила:
– Ты заблудился, что ли? Непохоже, что здесь будут рассказывать про какой-то ужасный летний лагерь.
Дэнни не ответил, сосредоточившись на дороге. Наконец он остановился на парковке за Дворцом изящных искусств.
– Идем, – сказал он. Я осталась сидеть на месте в растерянности.
– Зачем мы сюда приехали,
Дэнни на меня даже не оглянулся, но уголки его рта то и дело подергивались. Вылезая из машины, он бросил мне:
– Пошевеливайся, у нас мало времени. – Потом он открыл заднюю дверцу, подобрал что-то с пола, сунул руки в карманы и направился к театру.
Я догнала Дэнни только у входа, где он дожидался меня с выпяченной грудью и улыбкой от уха до уха. Мой взгляд остановился на вывеске прямо у него над головой.
БОЛЬШОЙ ТУР JABBAWOCKEEZ
Не может быть.
Дэнни попытался изобразить серьезное выражение лица. Потом начал исполнять свой дурацкий победный танец, включавший в себя удары в грудь, движения попой, странные подергивания ногами и вращения плеч. Потом он сделал медленный пируэт, достал из-за спины настоящий микрофон и поднял его в воздух.