Сегодня после уроков я на пару часов задержалась в редакционном классе вместе с Тией и Селестой. Мы читали опубликованную в «Еженедельнике» статью о нашем протесте и просматривали накопившиеся за неделю посты. Скорее всего, нас до сих пор не отстранили от занятий только благодаря тому, что реакция на мероприятие оказалась по большей части положительной. Некоторые СМИ похвалили школу за поддержку самодеятельности учащихся. Миз Уиттакер, вероятно, боится испортить хорошее впечатление, наказав нас.
Нам даже начали писать ученики из некоторых школ в Висконсине, Аризоне и окрестностях Сан-Франциско. Они тоже хотят организовать нечто подобное. Но, конечно, я об этом молчу. Я просто стою у стенки, пытаясь продумать план побега.
– Мэйбелин, я понимаю, что мое присутствие, вероятно, стало неприятным сюрпризом. Буду краток. Я много думал о том, что услышал на протесте. У меня есть кое-какие вопросы. Я пытался задать их Джошу, но он не хочет со мной разговаривать. – Лицо мистера Макинтайра на миг искажается от боли, его щека подергивается. – Учитывая обстоятельства, мне не следовало являться к вам без приглашения, но я не знал, куда еще пойти. Джош упоминал, что ты ему дорога.
Он аккуратно ставит красивую мамину чашечку на стол.
– Надеюсь, ты не откажешься со мной поговорить. Я понимаю, что о многом прошу.
«О многом» – это мягко сказано.
Папа предлагает пойти наверх вместе с мамой, чтобы оставить нас с мистером Макинтайром наедине, но я вместо этого показываю на входную дверь.
– Давайте посидим снаружи.
Почему-то мне кажется, что на улице будет немного безопасней, чем на кухне. Там у меня будет возможность в случае чего забежать в дом и захлопнуть за собой дверь.
Мама кивает и вручает мне куртку. Я догадываюсь, что она останется поблизости и будет за нами приглядывать. Эта мысль меня успокаивает. Мистер Макинтайр ждет, пока я сяду на крыльцо, потом усаживается рядом – к моему удивлению, даже не стряхнув грязь. Несколько минут мы сидим молча, наблюдая, как темнеет небо. По улице проходит мама с ребенком на трехколесном велосипеде с широким рулем.
– Послушай, Мэй – можно называть тебя Мэй? – начинает мистер Макинтайр спокойным, но властным тоном. – Скажу откровенно, на первых порах я не обратил особого внимания на всю эту шумиху. Считал, что она утихнет сама собой. Звучит цинично, особенно сейчас, когда я узнал больше о твоей семье. Но поначалу это казалось мне мелочью.
Я прикусываю губу, взбешенная его словами. Слегка сгорбившись, мистер Макинтайр продолжает говорить:
– Мы с Джошем всегда были близки, но в последние месяцы он отдалился от меня. Я думал, все дело в стрессе из-за учебы. Мне даже в голову не могло прийти, что он так расстроился из-за моих слов. А потом случился твой протест. Не знаю, как ты уговорила Джоша принять участие, но это был блестящий ход. После этого я не мог не прислушаться.
– Мы не хотели, чтобы он выступал. Это не было частью плана, – раздраженно говорю я. – Он действовал по своей воле.
– Ох. Я не знал. – Мистер Макинтайр обескураженно моргает и скребет за ухом. – Я прочитал несколько рассказов, которые он мне передал, и обещал прочитать остальные. Я даже взял экземпляр школьной газеты. Мне правда хотелось бы понять, Мэй. Но Джош отказывается со мной говорить. Я знаю, что вы были друзьями. – Он смотрит на меня с надеждой, будто я могу помочь ему во всем разобраться. Меня злит, что он возлагает на меня эту обязанность. И это после всего, что он натворил! Какая наглость – заявиться ко мне домой, воспользоваться вежливостью моих родителей и потом вывалить на меня свои эмоциональные проблемы.
Я молчу, и он продолжает говорить:
– Почему одна история должна быть важнее другой? Если я правильно тебя понимаю, все наши истории заслуживают быть услышанными, разве не так?
Я даже не знаю, с чего начать. Но, поколебавшись, бросаюсь в омут с головой. После протеста я осмелела. Или, может быть, меня просто меньше стало волновать чужое мнение.
– Вы пытались исказить историю моей семьи. Богатые белые мужчины всегда так делали.
– О чем ты?
– Все, что вы знаете об истории, – сказки богатых белых мужчин, которые извращают события так, как им это выгодно. Скорее вымысел, чем реальность. – Я пинаю камушек. – И вы – один из этих мужчин.
Мистер Макинтайр выглядит растерянным. Он начинает что-то говорить, потом задумывается и трет подбородок.
– Я не понимаю. – Он смотрит на меня, словно ждет объяснения.
Во мне разгорается пламя.
– Я не собираюсь учить вас истории, мистер Макинтайр. Почитайте книжку, если хотите. – Я тру колени и тихо добавляю: – Мой брат был самым замечательным человеком в моей жизни, а вы превратили его смерть в дешевый рекламный трюк. И ради чего? Одобрения других расистов? А теперь вы сидите у меня на крыльце и просите, чтобы я помогла вам помириться с сыном. И даже не понимаете, что тут не так.
Он не отвечает. То ли он ошарашен, то ли ищет себе оправдание. Я не знаю, и, в общем-то, мне все равно. Я еще не договорила.