Молчание пирамид

И оставили засаду. Алексей Спиридонович понял, что Артемий сбежал, и еще понял, что детей врагов народа теперь уж точно отнимут. Как только засаду сняли, пошел в сельсовет, поставил магарыч председателю, которого из уезда назначили — образованного, и стал записывать Никитку и Ящеря на себя и Анну, то есть усыновлять.

Председатель хоть и выпил, но голова работала.

— Я щерь, это что за имя? — спрашивает. — Не слыхал я таких, и в списке имен нету. Давай по-другому запишем.

Алексей же Спиридонович и сам имени дивился, понаслышке историю, откуда взялся Ящерь, знал, да опасался обидеть его расспросами и решил, коли дали родители, значит, знали, зачем.

— Погоди, я спрошу.

Вышел на улицу, где дети ждали, и стал самого Ящеря пытать, откуда имя такое.

— Мамка так назвала, — говорит парнишка. Свояченицу Василису Алексей Спиридонович знал как женщину простую, деревенскую — не могла она выдумать такого имени.

Если не она давала, значит, и мать у него другая…

— Может, правильнее тебя Ящер называть?

— И так можно. Одно и то же. Ящерь в старину называли.

— А что означает, знаешь?

— Конечно, знаю, — легко так отвечает. — Земной пророк.

От непонятного предчувствия Алексей Спиридонович аж захолодел весь. И будто опять впервые увидел мальчишку: ведь и верно, не простой он ребенок, и начиная с его появления до объяснения имени, все странно, загадочно, непривычно. Но больше ничего спрашивать не стал, вернулся к председателю и говорит:

— Пиши — Ящер.

— Ящер — это понятно, змей значит, — блеснул тот ученостью. — Только стыдно ребенка змеем-то называть.

— А кто, кроме тебя, в Рощупе знает? Никто!

— Это да… Ну, ладно, так и запишем.

Дома Алексей Спиридонович с Анной свои размышления обсудил, жена и говорит:

— Я тоже заметила, он ведь как ангел. Сказывать тебе не смела… Пошли мы с ним корову искать на луга. Он и говорит: не туда мы идем, назад нужно. Почему? А корова, говорит, за озером в тюпе. Не поверила, прошли все луга — нет. Вернулись, заходим в тюп — там и стоит, родимая… В другой раз спрашиваю: Ящерь, где наша коровушка? Он в точности место называет, будто за две версты видит. А сама-то придет, спрашиваю. Сегодня придет…

И стал Алексей Спиридонович после этого всячески испытывать Ящеря, но будто невзначай, чтоб дела не испортить. Идут по лесу однажды, где мальчишка никогда не бывал, он спрашивает:

— В котором дереве дупло? Я щерь покрутится и говорит:

— Здесь близко нет. А вот версты полторы отсюда стоит сосна с тремя вершинами. Там большое дупло и пчелки живут.

Алексей Спиридонович не поленился, сходил потом, нашел это дерево, и точно: пчелы, да уже столько меду натаскали! Приносит домой, жене рассказывает, угощает детей, а Никитка, должно, подслушивал разговоры и уже знает про способности брата.

— Можешь ты, Ящерь, — говорит, — жар-птицу поймать, как Иванушка-дурачок? И перо из хвоста выщипнуть?

Это он грамоте научился, сказок начитался и теперь игры такие затеивал.

— Могу, — отвечает Ящерь. — Только зачем тебе перо?

— Я бы с ним разбогател, на царевне женился!

— Тебя бы сразу и раскулачили.

— А ты поймай сначала! Тогда я с пером сам кого хочешь раскулачу!

— Поймал бы, да сейчас нет на земле ни одной птицы. А как вылетит, так поймаю.

— Откуда вылетит-то, дурень? — хохочет Никитка. — Они же только в сказках бывают!

— Из земли вылетит, — отвечает преспокойно Ящерь. — Где боженька воротца ей откроет.

Алексей Спиридонович с Анной слушают, переглядываются и только рты прикрывают.

Дважды еще в избе у них засады устраивали, Артемия ждали и, наконец, отступились. Прошла зима, а о Сокольниковых ни слуху не духу, в Горицах заговорили, будто сгинули они с Любой, и вот когда и родня перестала ждать, Ящерь подошел к Алексею Спиридоновичу и шепчет на ухо:

— Поедем в Горицкий бор, дядя Алексей, — папой так и не стал звать. — Там отец ждет.

Лесничему-то можно было без всяких подозрений по всем лесам ездить, потому на ночь глядя запряг он казенного коня в бричку, посадил Ящеря и поехал. Да все равно жутковато: вдруг следят за ним, и получится, сам наведет органы на беглого Артемия?..

Про себя так подумал, а Ящерь говорит:

— Не бойся, дядя Алексей, никто не следит, поезжай спокойно.

Что тут сказать?

Приезжают в бор, вылезли из брички, Ящерь берет за руку Алексея Спиридоновича и приводит под сосну, где Артемий сидит.

— Здравствуй, тятя…

Тот же бородой зарос, в темноте лишь глаза блестят — век бы не узнать.

— Ждал меня, сынок, — обрадовался Артемий. — И добро, тогда я жить буду. Жить и ждать, когда вырастешь.

Алексей-то Спиридонович обходительный был, в сторонку ушел, чтоб не мешать, да и на сердце у него тоскливо стало: ведь усыновил и привык, а мальчишка все равно к родному отцу тянется. Ящерь с отцом шептались, но в Горицком бору далеко слыхать, и потому отчим все и услышал.

— Ты, тять, не надейся, — сразу сказал Ящерь. — Как исполнится мне восемнадцать лет, я уйду.

— Куда же ты уйдешь?

— Далеко, тять…

— А зачем?

— Невесту свою искать. У меня же невеста есть.

— Какая невеста? — спросил Артемий. — Ты ведь мал еще!

— Нареченная, — сказал важно малец.

— Как же имя ей?