Молчание пирамид

Свои малолетние дети у Анны с Алексеем в двадцать шестом в Горицкий бор ушли, потому племянников приняли с большой охотой и сразу же начали грамоте учить, хорошим правилам — как разговаривать, как за столом сидеть, как заботиться друг о друге. Смышленый Никитка сразу все схватывал, а Ящерь еще сильно печалился, задумчивым был, рассеянным, ни с того ни с сего спрячется где-нибудь и плачет. Спустя несколько недель, как поселились дети в Рощупе, он вдруг исчез, а Никитка сказал, будто брат собирался идти за отцом в Горицкий бор. Анна бегом к мужу, тот верхом на коня, а до бора этого порядочно.

Прискакал Алексей Спиридонович, но где искать, не знает, бор-то огромный, и в обе стороны от проселка эдак верст на десять, а в глубину так до самой Тарабы. Тут и взрослые-то часто блуждали, поскольку кругом увал на увале и все одинаково, а бывало и пропадали люди, так что народ из окрестных деревень сюда редко заглядывал, только по острой необходимости.

Пошел он дорогой и стал звать:

— Ящерь! Ящерь!..

И чует, после каждого крика будто ветер пробегает, деревья колышутся. Громче крикнет, и сильнее ветер — странное природное явление! Глядит, а к нему со всех ног бежит Ящерь и руками машет. Подбежал и шепчет:

— Не кричи, дядя Алексей. Бурю поднимешь. Нельзя здесь шуметь.

Алексей-то Спиридонович обрадовался, что так скоро приемыш нашелся, взял его на руки, посадил на коня, и домой поехали. По дороге спросил мальца, почему это он за отцом в Горицкий бор побежал. Ящерь же так серьезно отвечает:

— Я здесь в первый раз отца нашел. И во второй раз найду. Он сюда все время будет приходить, его это место.

— Сегодня-то не нашел?

— Не пришел он сегодня. А должен был. Видно, что-то помешало.

— Почему именно сюда?

— Да тут, в Горицком бору, врата божьи, — говорит эдак просто. — Разве ты не знаешь, дядя Алексей?

— Какие врата? — изумился и отчего-то устрашился Алексей Спиридонович.

— Божьи, — преспокойно говорит Ящерь. — Можно зайти далеко-далеко. И выйти здесь.

— Поэтому и кричать нельзя?

— Ну да. Бог тишину любит.

— Мы здесь лет десять назад учет делали, так кричали, — будто взрослому сказал Алексей Спиридонович. — Целый месяц в бору жили, мужики-то ругались. И ничего.

— Не на всякое слово божьи врата отворяются, — сказал Ящерь со знанием дела. — Не на всякое земля расступается…

— А она что, расступается?

— Бывает… И тогда летят в Тартарары деревья, люди и целые увалы.

— Тартарары это что? Преисподняя?

— Нет, дядя Алексей. Преисподняя на земле, а под землей град божий. Он и называется Тартарары.

Алексей Спиридонович запомнил этот разговор и стал смотреть на приемыша совсем не так, как прежде, — с уважением, словно на зрелого человека. Иногда спросит серьезно:

— Может, в Горицкий бор пора? Отца встречать?

— Нет, — твердо ответит Ящерь. — Еще не скоро. Я скажу когда.

И еще заинтересовали Алексея Спиридоновича слова Ящеря про то, что земля расступается и уходят в Тартарары целые увалы. Когда он делал учет лесных запасов Горицкого бора, то внимание обратил, что площадь его не совпадает со старой, царской еще, съемкой. Не хватает полверсты в ширину и почти версты в длину. А вроде не рубили, ни старых, ни новых пней не видать. Сделал он запрос в главный лесной архив, и приходит оттуда бумага с еще более старым учетом, который когда-то при Екатерине делали. Екатерина-то хотела отдать этот бор казачьим заставам в Тарабе, где лесу нет, а куреня ихние ставить надо и крепости рубить. Так вот и обнаружилась несбойка с Николаевской, то есть при Екатерине Горицкий бор был больше на полверсты во все стороны!

Вот те на! Царица почему-то отказала казакам, не позволила рубить, на что ее распоряжение было. А это значит, бор сам по себе уменьшается. На ошибку землемеров не свалишь, они раз могут ошибиться, но не три подряд!

Алексей Спиридонович взял мужиков и еще раз перемерял, и вышло, что за десять прошедших лет Горицкий бор еще уменьшился на семь десятин…

Что хочешь, то и думай…

Они с женой решили, подержат Артемия с Любой годик и выпустят, не велико и прегрешенье, да слух прошел, будто все, кто раскулачивал, один по одному внезапно заболели и умерли до конца лета. Про председателя сельсовета так точно знали: кровью захаркал, а еще зачесался, взялся коростами и прямо из своего сельсовета отправился в Горицкий бор.

Говорили, от того, что жарким днем в ледяном озере искупался и простудился.

А осенью следователь из органов пожаловал и давай расспрашивать про Сокольниковых, мол, как они жили, занимались ли всяким мракобесием или, может, яд дома хранили. В общем, стало ясно, что скоро Сокольниковых не отпустят, если отпустят вообще. Алексей Спиридонович хотел сразу пойти в сельсовет к новому председателю и записать детей на свою фамилию, потому как его припугивать стали, дескать, дети чужие у вас, отнимем и в детский дом отправим, да Анна попросила повременить: вдруг вернутся? Артемий обидеться может, что поспешили схоронить его.

В начале зимы человек пять военных сразу наскочило.

— Где Сокольников Артемий? Где этот враг народа? Приходил? Видали?