- Да, ваше высочество, вы верно воздали мне, но пинать уже поваленного собеседника не годится! – сказал поляк, пытаясь обойти посла.
Репнин стер с лица добродушное выражение и так положил ладонь на фрамугу двери, что рука его заслонила Браницкому дорогу.
- Генерал, прежде чем оставите меня в гневе, пожелайте объяснить, что все это означает! Какое оскорбление я вам нанес?
- Ваше княжеское высочество продолжает издеваться?
- Клянусь, что ничего подобного в голове не держу!
Неожиданно до Браницкого начало доходить, что Томатис мог и солгать. Если это так, то все его уже обращенные к Репнину слова – это наглость невежи. Это его смутило, и он начал объясняться:
- Вашему княжескому высочеству не известно, что позавчера… вечером… я имел несчастье проиграть… все свое имущество?
- Совершенно случайно, мне стало известно от короля, что вы, генерал, играли, и неудачно, но мне никак не ведомо, чтобы кто-то лишил вас всего состояния. И кто так утверждает?
- Я так утверждаю, зная, что произошло! Не знал я лишь того, что это ведомо королю. Он знал и ничего не… Впрочем, это неважно. Я нищий, вот что!
- Вы ошибаетесь, генерал.
- - Не ошибаюсь, ваше высочество, и вы знаете об этом лучше всех, если только правдой является то, что вы владеете векселем, который я подписал. Так он находится в ваших руках, князь, или это не так?
Репнин сунул руку в карман, вынул лист бумаги, вложил его в ладонь поляка и, уступая ему дорогу, повторил:
- Вы ошибаетесь, генерал. Он находится в ваших руках.
Браницкий остолбенел. Он стоял, бледный, трясясь всем телом, так что вексель выпал из непослушных пальцев на ковер. Репнин молниеносно наклонился, поднял документ и снова вручил его Браницкому. Оба молчали. Через какой-то миг поляк выдавил из себя:
- И чего вы, князь, требуете взамен?
- Только одного, генерал, чтобы вы больше не задавали подобных вопросов. Они обижают гораздо сильнее, чем грубые слова, которых перед тем вы мне не щадили. Я не сделал этого ради каких-то выгод.
Браницкому что-то пережало горло. С большим трудом он спросил:
- Тогда… зачем?
- Причин было две, мой сударь. Первая причина – личной натуры, так что можете в нее и не верить. Как приятель народа, быть послом среди которого я почитаю за честь, не мог я стерпеть, чтобы один из этих итальянских
Браницкий, который никак не мог собрать все мысли и чувства, пробормотал:
- Мой сударь, князь, ваше великодушие…
- Ша! Я же сказал: ни слова! С этого прямо мгновения я ничего не знаю, и предупреждаю, если вы захотите чего-то говорить на эту тему, пан Браницкий, будете обращаться к стенке!
Браницкий, который постепенно приходил в себя, отшатнулся:
- Тогда буду обращаться к стене, но говорить буду, а при необходимости – и кричать! Вы, ваше высочество, не заставите меня забыть о том, о чем с благодарностью станут помнить мои внуки, а если не будут, то их догонит мое проклятие за пределами могилы! Есть еще кое-что, что нам следует оговорить: срок выплаты. Выплатить смогу только в рассрочку, поскольку сразу не могу…
- Генерал…
- Я буду настаивать! Вы, князь этот вексель выкупили, вам не дали его даром. Так что укажите сумму.
Репнин поглядел в небо (в потолок) с показной мольбой о помощи.
- Генерал, клянусь, что на этот кусок бумаги не потратил ни гроша из своих личных средств. Деньги я взял из специального фонда Ее Императорского Величества, из средств, выданных посольству для поддержки польских патриотов и обеспечения нерушимости прав Речи Посполитой.