Лихорадочно нащупав платье, я прикрыла свою наготу, но легче не стало. Выходить из кабинки тоже не торопилась, потому что ощущала острую опасность. Отовсюду. Ото всех. Так сходят с ума.
– Я, конечно, много голых девушек перевидал, но впервые мне захотелось накинуть на неё одежду, накормить и отвезти в больницу. Ты до чего себя довела? – звучало за перегородкой.– Не верится, что Костян повёлся на это. Ты скоро?
В этот момент я пожалела, что в моей руке нет ножа. Мне захотелось накинуться к нему на шею, беспорядочно наносить удары и кричать, кричать пока он не обмякнет: «Это всё из-за тебя! Ты это устроил! Гори в аду, ублюдок!».
Я продолжала содрогаться в рыданиях, продолжал и Румянцев:
– Он ответить за это, – хрипел он. – Он не должен был трогать.
Не должен был, потому что не такие были правила, но это случилось. Игра Румянцева превратилась в беспощадную казнь. Меня казнили.
– Знаешь, голубка, мне сейчас стыдно. Стыдно за Костяна. Стыдно за себя. Вот увидел тебя и поперхнулся совестью. Представляешь? Это так глупо. Нелогично. Может, хватит со всем этим, а? Пойдём домой, поговорим, – Ян был полностью убежден, что его предложение уместно. – Чёрт, а ведь мне действительно нужно с тобой поговорить. Столько нужно сказать, – он запнулся, но вскоре продолжил: – И этот разговор состоится. Я обещаю. Он в любом случае состоится. Я знаю, что ты уезжаешь, но я не отпущу тебя, Кира, пока мы не поговорим. Везде достану.
Удивительно, но на моих окровавленных губах повисла улыбка. Так улыбаются душевнобольные. Прикрытые заботой слова Румянцева, топором рубили по моей свободе. В одно мгновение будущее стёрлось, осталась только темнота.
Кого я обманываю? Мне не спрятаться от него. Я не найду укрытия дома и буду продолжать страдать, как та девчонка в комментариях. Отомстить мне – смысл жизни Румянцева и он не успокоиться пока не сотрёт мой. В одночасье у него получилось, он стёр смысл и меня. Но почему мне так смешно?
– Не молчи, Кира. Поговори со мной, твою мать.
Встав на ватные ноги я покинула кабинку, в это же мгновение на моем запястье сомкнулись очередные пальцы. Холодные, но обжигающие.
– Куда ты? – рявкнул он. Только сейчас я заметила, каким пьяным он был. Черная рубашка была расстегнута на несколько пуговиц, волосы взлохмачены, взгляд сальный и бесконечно грустный.
– Домой, Румянцев, домой, – произнесла я мягко, улыбаясь.
– Я провожу.
И тут я вовсе рассмеялась.
– Да брось ты, тут до общежития рукой подать, – что ни слово, то колыбельная. – Не переживай, Ян. Всё будет хорошо. Теперь точно будет, – искренне пообещала я, высвободив руку.
Не знаю, что Яна напугало больше – моя ненормальная улыбка или нездоровое отношение к ситуации в целом? Уже неважно. Я оставила его наедине с мыслями, в одиночестве с собой, подарив ему возможность подумать. Пусть. Уже неважно.
Что толкает человека на суицид? Нескончаемые издевательства, уничтожение личности, врожденное расстройство психики и безответная любовь. Последнее мне не подходит, так как моя любовь всегда была взаимной, дело в том – какой ответ она несла? В моем случае сокрушительный, даже смертоносный. Возможно ли взрастить любовь из ненависти? Возможно. Только как не сломаться, прежде чем слепить из грязи что-то по-настоящему волшебное? Если бы я только знала ответ на этот вопрос, едва ли сейчас сидела на крыше, борясь с желанием размазать себя по асфальту. Моей восемнадцатилетней выдержки не хватило. Мои руки по локоть в грязи, но ничего стоящего из этого не вышло.
Все происходит слишком быстро. Решение даётся на удивление легко. И вот я уже на крыше старенького здания, на краю от бесконечной свободы.
– Вы никогда не узнаете насколько были жестоки. Вы никогда не поймете в какой момент переступили грань и стали преступниками. Да, вы считаете преступницей меня, но сильно ошибаетесь. Я не причиняла вреда тому мальчишке. Моей вины здесь нет, – максимально твердо проговорила каждое слово. – Все ваши домыслы, только домыслы. Каждый день я терпела издевательства, получала удары, оскорбления, несла вину за то, чего не совершала. Но я знаю имя виновного…