Молёное дитятко (сборник)

Все родственники и Гии, и Анаит были кто за, кто против этого президента и даже иногда ходили послушать мнение народа на площади: на ту, где был митинг «за», или неподалеку, где был митинг «против». На митинге «за» было шумно. Ораторы требовали выгнать всех иноземцев и перевешать всех коммунистов-ленинцев. Многие из ораторов были кто коммунистами, кто инородцами, но на трибуне они о таких мелочах не помнили. Энергичные тетки в черном с портретами президента, выли, как по покойнику, словно нанятые специально для похорон плакальщицы. Все это само по себе было и не важно, но только чувствовалось, что эти тары-бары не просто так. Пафосную ахинею, да еще с таким энтузиазмом и на людях нормальные граждане могут нести только со страху. Чего же они боялись, что прикрывали шумом-гамом?..

Оппозиция на своей площади стояла молча. Тоже как-то страшновато.

Гия ни там, ни там почти не бывал. Он продолжал ходить на стадион и тренировать своих мальчиков-футболистов каждый день, хотя зарплату ему давно не платили. Так что он и не заметил, как президент вдруг надумал расстрелять и разогнать своим галдящим митингом при поддержке своей же неплохо вооруженной «гвардии» — другой митинг. И кругом велел развесить листовки с фамилиями и адресами «врагов нации». Гия с изумлением обнаружил в списках несколько своих самых уважаемых родственников, а также людей очень знаменитых — режиссеров, художников, академиков. Царские фамилии родственников жены там тоже встречались. Анаит по этому поводу сказала: «Провокация! Это оппозиция пишет и распространяет сама, чтоб дезинформировать мировую общественность». Но кое-кого из этого списка действительно стали «брать» по ночам гвардейцы президента… Изгнанная с площади молчаливая оппозиция, не стерпев разгона и арестов, вдруг многократно возросла числом и тоже, к удивлению Гии, взяла да и захватила казармы гвардии президента. Вооружилась и окружила президента с его охраной в Главном доме. Началась многомесячная осада, над городом повис серный смог от перестрелок и вонь от бронетехники, работавшей на мазуте. Мальчиков-футболистов родители перестали отпускать на тренировки.

Гия затосковал. Анаит напротив. Она даже помолодела и объявила мужу, что журналистский долг велит ей пробраться к президенту и взять у него интервью. Она узнает всю правду и расскажет о ней миру.

«Влюбилась она в него, что ли?» — подумал Гия и рассердился. На всякий случай строго сказал: «Сиди дома! — И добавил: — Не надо женщине лезть туда, где стреляют». «Оппозиционер! — закричала она. И добавила: — Трус!»

Тогда он запер Анаит в квартире (а жили они на девятом этаже) и отправился к русскому соседу пить хорошую кахетинскую чачу. Он всегда так делал, когда впадал в тоску.

Именно в это утро сын Гии и Анаит, подающий большие надежды борец классического стиля Баграт, узнал, что его молодая жена беременна. И пошел к своим родителям, сообщить новость. Сам он был этой новостью глубоко потрясен и вообще-то счастлив.

Телефон в родительском доме уже не работал. Лифт не работал тоже. У Баграта был свой ключ, и он решил проникнуть в дом потихоньку, чтоб огорошить и порадовать мать с отцом редким гостем — собою. И, конечно, своею новостью. Он поднялся на девятый этаж, вставил ключ в скважину, повернул его… Тут дверь распахнулась, толкнув Баграта, мать выскочила и ринулась вниз по лестнице. Она думала, что вернулся ее оппозиционер Гия, и решила, прорвавшись за открывающуюся дверь, бежать на баррикады, в бункер, и сделать-таки под пулями оппозиционеров интервью с президентом.