Молить о Шрамах (ЛП)

Риа уже давно кое-что раскопала. Слишком много. Она сделала больше, когда Мав попросил. У нее есть легкий доступ к историческим документам, которого нет у нас в AU, учитывая, что она еще студентка и работает на историческом факультете. Она не нашла ничего, кроме обычного на шестерых. На нас.

Деловые сделки, юридические. То, что мы делаем на публике. Инвестиции, на которых мы делаем деньги. У нас нет дневной работы. Вместо этого мы делаем то, что нам говорят. Нашими родителями. Иногда это так просто, как посещение ерундовой церемонии в Санктуме. Иногда это сложнее, и мы получаем кровь на своих руках.

Иногда бывают долгие периоды, когда мы ни хрена не делаем. То есть, мы все еще делаем дерьмо. Но не для них.

Я бегаю. Эзра и Атлас занимаются музыкой. Кейн дерется. Я не знаю, чем занимается Маверик. Бывают периоды, когда я не знаю, где он. Может, он нанизывает людей на шесты у себя на заднем дворе и пишет об этом гребаные сонеты. Когда я сейчас поймал его светлые глаза на своих, я подумал, не против ли он и меня нанизать на шампур.

Может быть, чтобы он мог снова напасть на Сид.

Черт, выйди из моей гребаной головы, Лилит.

Я бросаю взгляд на Мава, смотрю на часы на микроволновке в его кухне. Почти полночь. Сид несколько раз сходила в туалет, попила воды, но ничего не ела, а именно такой она мне и нужна на сегодняшний вечер. Голодная. В бреду.

— Готовые? — спрашиваю я комнату, вставая на ноги. Не дожидаясь ответа, я направляюсь к лестнице. Кейн приходит из кухни и преграждает мне путь, глядя на меня своими угольными глазами.

— Мы должны найти его тоже.

— Да что ты говоришь, — говорю я, проходя мимо него.

Он не двигается.

Я сужаю глаза.

— Убирайся с дороги.

Атлас свистит, и ребята снова замолкают. Но Кейн делает то, что я прошу. Он больше меня, больше всех нас, но не он здесь решает.

Это делаю я.

Я отхожу от лестницы, иду на кухню, беру бутылку рома со стойки у раковины, наливаю его в новую чашку, пока Атлас осторожно не берет бутылку из моих рук.

— Хватит, парень. Не будь небрежным, — говорит он так тихо, что слышу его только я. — Ты же не хочешь ей сильно навредить.

Затем он закручивает крышку и ставит бутылку на место.

Я не смотрю на него, пока пью.

После того как я опустошаю свой стакан, я говорю, достаточно громко, чтобы все слышали: — Никто не собирается вредить ей. Если она скажет — нет, вы прекратите. И точка.

— И позволить ей забрать свои секреты в могилу, в которую вы собираетесь ее бросить? — спрашивает Эзра, глядя на меня через всю комнату.

Я встречаю его взгляд.

— Если она скажет — нет, вы прекратите.

Меня встречает молчание, но я знаю, что они поняли. Даже Эзра. Особенно Эзра.

— Кейн прав, — говорит Атлас, когда Кейн направляется в гостиную и начинает разговаривать с остальными. Маверик включает музыку из своих беспроводных колонок, The Violence группы Asking Alexandria, заглушая мой разговор с Атласом. Теперь нас никто не слышит.

— Ты должен найти Джеремайю. Ты должен привести его тоже. А что касается ее…

Мои пальцы сжимаются вокруг пластикового стаканчика, сжимая его.

— Ты должен понять, как далеко ты готов зайти, — Атлас вздыхает, прислоняется к стойке, подносит бутылку к губам. Он не смотрит на меня, когда говорит: — Ты уже втянул Джули в это дерьмо. Ты не хочешь повторения.

Я допиваю свой напиток, бросаю чашку в раковину, чтобы Мав мог потом убрать это дерьмо, и отступаю от Атласа.

— Не говори со мной о Джули.

Это правда. Я втянул ее в это, еще до того, как понял, что лучше. Я рассказал ей слишком много, потому что думал, что она станет матерью моего ребенка. И я не могу полностью отрезать ее от себя, не столкнувшись с последствиями.

Последствиями, с которыми я не хочу иметь дело.

Я иду по коридору, прочь от парней, к лестнице.

— Будьте готовы в пять, — кричу я им через музыку.

Когда я дохожу до двери гостевой спальни, мне требуется целая минута, чтобы набраться смелости и войти туда, зная, куда я ее веду. Зная, что я собираюсь с ней сделать.

Но я делаю это.

Я снимаю с нее наручники, прижимаю ее к своей груди, пока слышу, как внизу шевелятся парни, собираясь уходить. Она прижимает голову ко мне, ее ладони прижаты к моему сердцу.

Она смотрит на меня сонными глазами, и я понимаю, что она все еще уставшая. Не от последних двадцати четырех часов, а от всей ее гребаной жизни. Жизни, которую, я думаю, даже она не помнит.

Жизнь, от которой она бежала.

И на одну ночь я поймал ее. На одну ночь я поставил ее на колени, а она поставила меня на свои. Но дело в том, что покорность никогда не длится долго.

Не для таких, как мы.

Мы встаем на ноги, обнажаем зубы, и снова оба жаждем крови.

Сейчас она спокойна в моих руках, но когда я отнесу ее в Санктум, ее когти снова появятся. Я надеюсь на это. Мне нужно увидеть, из чего она сделана. Что она сделала с 6, чтобы попасть в их список жертв. Мне нужно увидеть, кто сделал ее такой, какая она есть.

Глава 7