Молитва о Рейн

Мое раздражение усиливается при упоминании толстовки этого ублюдка, но остывает, как только я понимаю, что Рейн сегодня ее не надела. На самом деле она не надела ничего из его одежды с прошлой ночи.

— Не знаю, — подключается парень, — я думаю, что Картер должен был быть cкрытым геем с одной пышной королевой из драмкружка вместо этого. Разве это не было бы скандально?

Я протягиваю руку и сжимаю бедро Рейн.

— Ты хочешь, чтобы я их убил? — шепчу я, лишь отчасти шутя.

Уголок губ Рейн приподнимается в бестолковой улыбке, но выражение ее лица — сто процентов, как у побитого щенка.

Присев на корточки, я смотрю ей прямо в глаза и шепчу:

— Эй, какая у тебя задача?

Другой уголок ее рта тоже изгибается.

— Говорить: «Пошли они на хуй» и все равно выживать?

Я ухмыляюсь своей звездной ученице, чувствуя, как меня распирает от гордости.

— Очень хорошо, мисс Уильямс, — шепчу я. — Очень…

— О боже, ребята! Корн-доги!

— Ну вот и все. Эти ублюдки умрут.

Когда я вытаскиваю 9-миллиметровый пистолет из кобуры, по спине у меня пробегает холодок от желания пристрелить их там, где они стоят. Проверяю обойму и считаю количество оставшихся патронов — вернее, оставшегося.

— Твою мать, — шиплю я, вставляя обойму обратно.

Рейн шикает на меня и прикладывает палец к губам.

Я вздыхаю и шепчу плохие новости:

— У меня осталась только одна пуля. Тебе придется выбрать кого-то одного, которого ты ненавидишь больше всего.

Рейн хихикает в рукава, и от этого зрелища мое сердце колотится в груди, как кулак гребаной гориллы. Она совсем не похожа на ту девушку, которую описывали эти сучки. Она сильная, жизнерадостная, милая и, — к счастью для одного из них — всепрощающая.

— Я не хочу, чтобы ты их убивал, — признается она, глядя на меня из-под естественно черных ресниц, и робкая улыбка растягивается на ее лице.

— Почему нет?

— Потому что они только что заставили меня чувствовать себя намного лучше.

Либо та таблетка подействовала быстрее, чем я ожидал, либо она наконец пришла в себя.

— Ты чувствуешь себя лучше? После того, как услышала это? Я указываю пистолетом в сторону пустого коридора.

Рейн кивает, поглощая меня целиком своими расширяющимися зрачками.

— Если Картер обманул меня, значит, я больше не должна ощущать себя виноватой. Из-за… — ее глаза опускаются в пол, когда она пожимает плечами, но, когда они снова находят мои — в них решительность, — нас.

Нас. Убейте меня.

У меня не существует «нас»! Я хочу съязвить в ответ, но слова замирают у меня во рту, когда понимаю, что они больше не верны. Когда смотрю в это прекрасное, полное надежды, испуганное лицо — вижу в нем то, чего всегда хотел.

Нас.

Из кухни мы слышим, как хлопает дверца микроволновки, и тарелка с глухим стуком опускается на столешницу.

— Черт возьми! Я забыла, что электричество отключено!

Из Рейн вырывается фырканье, прежде чем закрываю ей рот ладонью, в то же время смех душит меня самого. Мы падаем на ковер, и я протягиваю руку, чтобы прикрыть дверь, надеясь, что это заглушит некоторые звуки, которые мы издаем.

— Похоже, этим придуркам все-таки не удастся съесть твоих кукурузных собачек, — шепчу я, задевая губами ее ушко.

— Ш-ш-ш-ш, — хихикает Рейн, хотя именно она производит весь этот чертов шум. Ее тело сотрясается подо мной от сдерживаемого смеха, когда я прижимаюсь губами к ее шепчущему рту.

Смутно улавливаю звуки криков, визга и топота на кухне, но я так занят, наслаждаясь пиршеством на радуге, что не обращаю на них внимание.

Рейн сегодня пахнет по-другому, как фруктовый шампунь вместо сахарного печенья, но ощущения от ее запаха те же. Ее мягкие, округлые формы послушно ложатся в мои ладони, и выравниваются под моими твердыми плоскостями, но ее маленький язычок — дразнит и распаляет. Он манит меня глубже, чтобы совсем утонуть в поцелуе, когда ее губы скользят туда-сюда по моему языку.

Слабые стоны с придыханием, которые она издает, когда ее бедра поднимаются, чтобы встретиться с моими, — самые сексуальные звуки, которые я когда-либо слышал, и ее вид подо мной — глаза закрыты, спина выгнута, губы приоткрыты — мог бы быть лучше только, если бы она была обнажена.

— Уэс…

Одно это слово, произнесенное шепотом — и я готов сорвать пуговицы с ее гребаной рубашки. Приподнимаюсь на локтях, чтобы сделать это, когда ее глаза широко распахиваются в испуге.

— Уэс, ты чувствуешь дым?

Я сажусь и вдыхаю, тут же начинаю кашлять, поскольку мои легкие отвергают смог, ползущий из коридора.

— Черт возьми!

Я хватаю Рейн за руки и рывком поднимаю ее на ноги, но мы оба начинаем кашлять, как только выпрямляемся. Дым здесь намного плотнее и воздух горячее. Он режет мне глаза и жжет ноздри, когда я пытаюсь вдохнуть кислород.

— Вниз! — приказываю я. Тяну Рейн к полу и падаю на колени. Подползая к двери, я смотрю в коридор и прислушиваюсь — нет ли там признаков жизни, но все, что слышу, — это звуки разрушения, доносящиеся из кухни.