Читаем Молитвы у озера полностью

Что́ просить мне у Тебя, что не оторвало бы меня от Тебя? Просить, чтобы был я властелином нескольких звёзд? Но не воцарюсь ли с Тобою и над всеми звёздами?

Чтобы быть мне первым среди людей? Как постыжен буду я, когда на трапезе Своей Ты посадишь меня на последнее место!

Чтобы прославляли меня миллионы уст людских? Как поражён буду я, когда все уста эти наполнятся землёй!

Чтобы быть мне окруженну драгоценнейшими вещами со всего света? Как унижен буду я, ибо все вещи сии переживут меня, и будут сверкать и тогда, когда тьма земли заполнит глазницы мои!

Чтобы Ты не разлучал меня с друзьями моими? Ах, разлучи меня, Господи, разлучи меня как можно скорее с друзьями моими, ибо они — наитвердейшая стена между Тобою и мной.

Зачем молиться нам, говорят соседи мои, если Бог наших молитв не слышит? А я говорю им: ваша молитва — не молитва, а торг; вы молитесь Богу, чтобы Он дал вам не Бога, а дьявола. Потому Мудрость небесная не приемлет молитв языка вашего.

Зачем молиться нам, — ропщут соседи мои, — если Бог наперёд знает, что нам нужно? А я с состраданием отвечаю: аминь, знает Бог, что вам ничего не нужно, кроме Его одного. У двери души вашей ждёт Он, чтобы войти. Молитвой открывается дверь пред царём величественным. И сами вы — разве не говорите друг другу в дверях: прошу вас, заходите?

Не Себе, а вам ищет Бог славы. К Его славе и все мiры ничего не прибавят, а тем менее вы. Молитва ваша вас прославляет, а не Бога. У Него — полнота и милость. Все добрые слова, которые в молитве воссылаете к Нему, в двойной мере к вам возвращаются,

Пресветлый Царю мой и Боже мой, Тебе единому молюсь и покланяюсь. Излейся в меня как бурный ручей в песок жаждущий. Главное, Ты излейся, вода животворная, тогда уже и трава легко вырастет на песке, и белым ягнятам вольно будет пастись на ней. Только Ты излейся в высохшую душу мою, Жизнь моя и Спасение моё.


Гл. 20.


Смотри на себя как на умершего, — говорю я сам себе, — и не ощутишь прихода смерти. Притупи жало смерти при жизни, и, когда придёт она, ей нечем будет уязвить тебя.

Смотри на себя каждое утро как на новорождённое чудо, и не ощутишь старости.

Не выжидай прихода смерти, ибо, вот, смерть уже пришла и не выходит из тебя. Зубы её непрестанно в плоти твоей. То, что жило до твоего рождения и что переживёт твою смерть, — то и сейчас живо в тебе.

Как-то ночью размотал ангел ленту времени, у которой и края не мог я увидеть, и показал мне на ленте две точки, одну рядом с другой. «Расстояние между ними, — сказал он, — есть длина века твоего».

— Мой век, выходит, уже прошёл, — воскликнул я, — и надобно мне собираться в дорогу. Должно мне быть, как трудолюбивой хозяйке, что проводит сегодняшний день, убирая дом и готовя подарки к завтрашним именинам.

Действительно, сегодняшний день всех сынов человеческих более всего наполнен заботой о дне завтрашнем. Но мало тех, кто верит обещаниям Твоим и заботится, что́ будет назавтра после смерти. Да будет смерть моя, Господи, последним вздохом не по мiру сему, а по блаженному и вечному Завтра.

Среди угасших свечей друзей моих и моя свеча догорает. Не безумствуй, — ругал я сам себя, — и не жалей, что свеча догорает. Или так мало любишь друзей своих, что боишься пойти вслед за ними, за многими ушедшими? Не жалей о том, что свеча догорает, жалей о том, что тусклый и дымный свет оставляет она за собой.

Душа моя привыкла выходить ежедневно и еженощно из тела и расширяться до пределов вселенной.

И, расширяясь так, чувствует она, как солнца и месяцы плавают по ней, точно лебеди по озеру моему. Она светит из солнц и поддерживает жизнь на землях. Держит на себе горы и моря; управляет ветрами и громами. Наполняет всецело Вчера, Сегодня и Завтра. И возвращается на ночлег в тесное и ветхое обиталище на одной из земель. Возвращается в тело, которое ещё минуту-другую будет звать своим, и которое, словно тень её, колышется среди холмов могильных, среди звериных пещер, среди воплей обманутых надежд.

Я не сетую на смерть, Живый Боже, ничего не делает мне она такого, чтобы на неё сетовать. Она — пугало, которое человек сам себе выдумал. Сильнее чего бы то ни было на земле смерть толкает меня навстречу Тебе. Рос у меня перед домом орех, и смерть отняла его у меня. Осерчал я на смерть и проклинал её, говоря: почему не взяла меня, утроба ненасытная, но его, безгрешного?

Теперь же и себя самого почитаю умершим и близким к ореху моему.

Бессмертный Боже мой, призри милостиво на свечу догорающую. И очисти пламя её. Ибо только чистое пламя поднимается к лицу Твоему и достигает ока Твоего, коим обозреваеши Ты весь мiр.


Гл. 21.


Мати небесная, приими мя во славу Твою. Ибо слава мiрская, когда померкнет, уже не возгорается вновь. И корона, надеваемая людьми, — всегда терновый венец для умных, для безумных же — дурацкий колпак. Пока золото лежит под землёй, каждый вожделит и ищет его. Когда же оно вздымается на голову какого-нибудь человека, мрак зависти и злобы затмевает блеск его.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия
Шицзин
Шицзин

«Книга песен и гимнов» («Шицзин») является древнейшим поэтическим памятником китайского народа, оказавшим огромное влияние на развитие китайской классической поэзии.Полный перевод «Книги песен» на русский язык публикуется впервые. Поэтический перевод «Книги песен» сделан советским китаеведом А. А. Штукиным, посвятившим работе над памятником многие годы. А. А. Штукин стремился дать читателям научно обоснованный, текстуально точный художественный перевод. Переводчик критически подошел к китайской комментаторской традиции, окружившей «Книгу песен» многочисленными наслоениями философско-этического характера, а также подверг критическому анализу работу европейских исследователей и переводчиков этого памятника.Вместе с тем по состоянию здоровья переводчику не удалось полностью учесть последние работы китайских литературоведов — исследователей «Книги песен». В ряде случев А. А. Штукин придерживается традиционного комментаторского понимания текста, в то время как китайские литературоведы дают новые толкования тех или иных мест памятника.Поэтическая редакция текста «Книги песен» сделана А. Е. Адалис. Послесловие написано доктором филологических наук.Н. Т. Федоренко. Комментарий составлен А. А. Штукиным. Редакция комментария сделана В. А. Кривцовым.

Поэзия / Древневосточная литература