Молли имеет право

— Чем раньше эта девушка выйдет замуж, тем лучше, — проворчала мама. — Мне кажется, для юной леди она слишком уж легкомысленна.

Я, однако, почти её не слышала, поскольку сгорала от любопытства, что же такое Мейбл сейчас рассказывала Филлис. Уверена, не случись чего-то важного, она не бросилась бы опрометью сюда. Я даже подумывала прокрасться наверх и подслушать под дверью, но осознала, что такое поведение недостойно суфражетки. А именно суфражеткой я теперь официально и являюсь. Кроме того, я знала, что, если речь об ИЖЛИП, Филлис рано или поздно перескажет мне все новости. И я оказалась права. Примерно через полчаса, когда Мейбл и Филлис спустились в гостиную, глаза у Филлис горели от едва сдерживаемого возбуждения.

— Простите, что я вот так к вам ворвалась, — пробормотала Мейбл. — Это больше не повторится.

— Ну что вы, Мейбл, всё в порядке, — сказала мама. — Но, думаю, вам стоит немного успокоиться. Подобная суета ужасно вредит пищеварению.

— Конечно, миссис Карберри, — потупилась Мейбл. — До свидания.

— Помолвка Мейбл ещё в силе? — поинтересовалась мама, когда закрылась дверь.

— Что? — переспросила Филлис. — Ах да, всё в порядке. Она просто хотела сказать, что… гм… что медовый месяц они проведут в Париже.

— В Париже! — воскликнула мама. — Боже правый, какая роскошь! Мы с вашим отцом уехали в Килларни и думали, что нам очень повезло.

Но прежде чем она успела погрузиться в воспоминания о старых добрых деньках девятнадцатого века, я многозначительно взглянула на сестру:

— Филлис, не поможешь мне поискать ту ленту, что я потеряла? Никак не могу её найти.

— Что? — удивилась Филлис. Я посмотрела на неё ещё более многозначительно и даже несколько раз вскинула брови (обе, к сожалению, хотя пыталась поднять только одну), пока она не кивнула:

— О, конечно.

Мы поднялись к ней в комнату и закрыли дверь.

— Чего хотела Мейбл?

— Тс-с-с, не так громко! — шикнула Филлис. Потом глубоко вздохнула и с жаром зашептала: — Это случилось! Начались боевые действия!

Меня вдруг захлестнули ужасно необычные и противоречивые чувства. Мне было одновременно и жарко, и холодно, а живот скрутило так, будто он сам себя связал морским узлом.

— Какие действия? — спросила или, вернее, каркнула я, поскольку во рту совершенно пересохло. Я почему-то вовсе не ожидала, что вести о том, как мы расписали почтовый ящик, разлетятся так быстро, и теперь, столкнувшись с реальностью, была несколько ошеломлена.

— Миссис Шихи-Скеффингтон, миссис Палмер и несколько других дам перебили множество окон. На Главном почтамте, в правительственных зданиях и куче других мест.

— Что? — на мгновение я решила, что ослышалась.

— Их всех арестовали, — продолжала Филлис, почти дрожа от восторга. — Я не знала, что они это планируют. Хотя, разумеется, никто из нас не знал.

— Поверить не могу, — ошеломлённо проговорила я. Разве могли мы предсказать, что совершим столь дерзкий поступок в то самое утро, когда лидеры движения перейдут к боевым действиям? Хотя вряд ли они ставили свои планы в зависимость от отъезда Гарри и прорыва труб на Эклс-стрит (по крайней мере, это было бы очень странно).

— Разве это не чудесно? — спросила Филлис. — Они такие героини. Теперь все узнают, насколько серьёзной силой стало наше движение.

— А они сделали ещё что-нибудь? В смысле, помимо разбитых окон.

— А что, этого мало? Это уже больше, чем сделали остальные.

— Конечно, не мало, — быстро ответила я. — Просто было интересно.

— Ну, насколько я знаю, это всё. Хотела бы и я что-нибудь сделать… Но они, разумеется, не могли никого посвятить в свои планы — уж во всяком случае не рядовых членов, вроде меня, Кэтлин и Мейбл.

— Разумеется.

— Я должна сходить к Кэтлин. У Мейбл не было возможности ей сообщить, хотя её тётя, должно быть, уже обо всём слышала и всё ей рассказала. По правде сказать, все скоро узнают: это будет в вечерних газетах.

Пару минут спустя она практически вприпрыжку бросилась к дому Кэтлин и выглядела при этом совершенно счастливой. А вот я не понимала, что и чувствовать, кроме некоторого остолбенения. Мне хотелось побыстрее сообщить новости Норе, но мама всё ещё не оставила мыслей насчёт «проявить усердие». На этот раз, очевидно, имелось в виду, что я должна помочь ей подшить шляпу, которую я носила прошлым летом, чтобы та «выглядела презентабельно» (я-то считала, что она и так выглядит вполне презентабельно, но мама сказала, что она похожа на старую тряпку, а это, по мне, несколько резковато).

Неудивительно, что, сколько бы я ни отмеряла ленту, это не помогало успокоить мои мысли, и они кружили, словно волчок. Но едва я приложила новую ленту к старой, чтобы сравнить длину, как меня поразила ужасная мысль: а что, если миссис Шихи-Скеффингтон и других дам, бивших вместе с ней окна, обвинят в том, что сделали мы? Что, если наш лозунг на почтовом ящике увеличит срок их пребывания в тюрьме? От этой мысли меня замутило, и, судя по всему, совершенно явственно, потому что мама вдруг сказала:

— С тобой всё в порядке, Молли? Ты очень побледнела. Я и в самом деле думаю, что ты подхватила от Гарри грипп.