Но все же по большей части здесь было пасмурно. Иногда даже казалось, будто черные облака над головой разом свалятся прямо на тебя, закрутившись в смертоносный ураган. С каждой новой секундой перспектива быть разорванным потоками вихря казалась Михаилу все более реальной и от этого ему становилось дурно.
Ветер продолжал лениво гонять траву и листву вокруг. Когда один из этих листьев подлетел достаточно близко, нога того тела, в котором пребывал мужчина, накрыла его своей стопой. Глаза невольно опустились вниз. Вся голень и стопа были видны вдовцу так четко, что опустить какие-либо детали было просто невозможно. Однако, чем дольше он разглядывал конечность, тем сильнее рос его ужас.
Это была совсем не его нога.
Кожа на ноге, казалось, была сделана из резины. Пальцы, слишком длинные и кривые, напоминали сломанные ветки от дерева. На пальцах не было ногтей. Так могли выглядеть ноги манекена, попавшего под автомобиль. Михаил хотел закричать, но его рот ему не принадлежал. Даже отвести свой взгляд казалось невозможным. Мужчина невольно продолжал разглядывать эту человекоподобную конечность с нарастающим ужасом.
Тело продолжало свой путь дальше. Оболочка никак не поддавалась воле Михаила и принуждала его слушать эти свистящие завывания раз за разом. Она смотрела лишь вдаль. Туда, где желтая трава теряла всю свою власть и на смену ей воздвигались массивные леса. Но это было так далеко, что казалось чем-то нереальным.
Грубый мужской голос раздался где-то издалека, однако сумел перепугать Михаила до смерти. Оболочка остановилась.
Вслед за этими словами раздался звук, что с легкостью мог бы рассечь воздух пополам. Михаил прекрасно знал этот звук. Именно так свистит плеть, соприкасаясь с живой плотью.
Вслед за свистом последовало еще два звука: жалобное мычание и смех толпы.
Удар.
Удар. Удар.
Удар. Удар. Удар.
– Хороший бифштекс всегда поднимет настроение.
Последняя фраза прозвучала так близко, что Михаил было подумал, будто слова сорвались с его собственных губ. Голова оболочки так же отреагировала на звук этого голоса, сладкого и успокаивающего.
Сначала повернулась шея, а вместе с ней и все тело. На тропинке стоял плотный мужчина, больше толстый, нежели крупный. Его ясные карие глаза устремили взгляд туда, где толпа линчевала умирающее животное. Горбатый нос выдавал что-то восточное. Мужчина имел легкую небритость. Рыжие, скорее ржавого цвета волоски, смотрелись крайне дико с покрасневшей, чуть ли не обгорелой на солнцепеке кожей. Резкий запах чего-то спиртосодержащего был прямо по носу. Волосатые руки опускались до самых бедер, зажимая в ладонях мясницкий нож.
Мясник.
Одет мужчина был в стандартную форму: окровавленный бежевый фартук поверх белой рубашки с коротким рукавом, белоснежная маленькая шапочка, явно приходящаяся мяснику не по размеру и скрывающая лысину, а так же белоснежные штаны, свободные и крайне удобные. Ноги мясника были облачены в черные сандали на высоком каблуке.
Когда мясник повернулся в сторону Михаила, улыбка, которой мужчина встретил вдовца, чуть не заставила последнего закричать.
– Мясо станет нежнее, если его хорошенько взбить. Какой прожарки бифштекс вы предпочитайте?
И снова этот сладкий голос, голос, который совсем не подходил обладателю такой улыбки.
Улыбки хищника.
А завывания животного становилось все громче, но едва ли он мог перекрыть шум толпы. В этом шуме сочетались тысячи разных оттенков, от противного смеха до самых жестоких пожеланий. Кто-то ругался матом, кто-то издавал звуки отрыжки. Где-то был слышен визгливый женский смех. Михаил вдруг ощутил запах алкоголя, исходивший оттуда, где затравленный зверь доживал последние секунды своей жизни.
Но самым громким звуком стал смех мясника.
В этот момент жалобный стон перешел в нечеловеческий вопль. Оболочка так и продолжила стоять на месте, даже не соизволив повернуться на источник звука. Михаил знал, что эта оболочка заинтересовалась происходящем. Хоть казнь была скрыта от ее глаз и, казалось, происходит за сотни километров от них.